Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
Джордж снова вскочил на ноги, пуская дым из очередной сигары. Он просто не мог усидеть на месте.
– А ты представляешь, какой урон может нанести Рипли с его упрямством? Сколько молодых ребят может погибнуть из-за того, что он боится потратить лишние патроны? Я просто не могу больше этого выносить, Констанция… не могу думать о тех смертях, в которых будем виноваты мы… а я должен делать вид, что мне интересны какие-то водоступы деревенских идиотов!
Джордж наконец выдохся. Наклонив голову, он молча курил у окна и невидящим взглядом смотрел на медленно падающий
– Я понимаю, почему ты чувствуешь себя таким несчастным… – Она уткнулась щекой в его плечо. – Знаешь, а у меня новость. Даже две. Отец уже в Нью-Мехсико и старается держаться подальше от армий и федералов, и конфедератов, которые там стоят. Думает, что к концу зимы доберется до Калифорнии.
– Отлично, – вяло откликнулся Джордж. – А вторая новость?
– Нас пригласили на прием в честь твоего старого друга, генерала армии.
– Малыша Мака? Да он, наверное, и говорить теперь со мной не захочет, так высоко взлетел.
Макклеллан получил назначение первого ноября; Скотта отправили в отставку.
– Джордж, Джордж… – Констанция развернула его и заглянула ему в глаза. – Это не тот человек, которого я знаю. Мой муж. Ты так ожесточен.
– Наш приезд сюда был чудовищной ошибкой. Я только зря трачу время… ничего полезного не делаю. Надо подавать в отставку и возвращаться домой с тобой и детьми.
– Да, уверена, Рипли заставляет тебя чувствовать именно это. – Констанция нежно погладила его по щеке, на которой за день успела отрасти щетина. – Ты помнишь Корпус-Кристи, где мы встретились? Ты сказал, что тебе хочется, чтобы пароход ушел в Мексику без тебя…
– Верно. Я хотел остаться и ухаживать за тобой. Хотел этого больше всего на свете.
– Но ты поднялся на борт вместе с остальными и уплыл.
– Тогда у меня было чувство некоей цели. Надежда что-то завершить. А теперь я просто часть какой-то ужасной неразберихи, которая может стоить тысяч жизней.
– Может быть, если Кэмерона отправят в отставку, станет лучше?
– В Вашингтоне? В этом болоте бюрократии, тупости, бессмысленных бумаг и доведенного до совершенства искусства самосохранения? Может, появится несколько новых лиц, но в общем все останется по-прежнему.
– Потерпи еще немного. Все-таки это твой долг. Война всегда нелегка, для всех. Я это узнала, еще когда лежала без сна ночь за ночью, боясь за тебя, пока ты был в Мексике.
Констанция нежно прикоснулась губами к его губам. Он немного успокоился, и на его лице, уже отмеченном печатью лет, появилось почти мальчишеское выражение.
– Что бы я делал без тебя, Констанция? Я бы просто не выжил.
– Нет, выжил бы. Ты сильный. Но я рада, что нужна тебе.
Он прижал ее к себе:
– Больше, чем когда-либо. Ладно, останусь еще на какое-то время. Но ты должна пообещать, что наймешь хорошего адвоката, если я совсем свихнусь и прикончу Рипли.
В понедельник, шестнадцатого декабря, Британия
Весть о смерти принца Альберта в предыдущую субботу еще не пересекла Атлантику, но определенная часть дипломатической корреспонденции, отправленной из Виндзорского замка незадолго до его кончины, успела дойти. Принц, хоть и не слишком настойчиво, продолжал требовать освобождения посланцев Конфедерации.
Стэнли знал, что это произойдет, и уже скоро, пусть даже не по каким-то возвышенным нравственным соображениям, которыми кормили прессу и общество. Правительство должно было капитулировать по двум причинам: Великобритания была главным поставщиком селитры для производства пороха в Америке, но в последнее время резко сократила поставки. Далее, никто не хотел второй войны, особенно после того, как опять же по дипломатическим каналам пришла новость о спешном снаряжении в Британии нескольких военных кораблей. Гладкоствольные пушки, призванные защищать американские берега, были бы совершенно бесполезны против вооруженного флота.
Декабрь стал сплошной чередой скрытых, но подлинных разочарований для правительства. Это стало угрозой для маленькой фабричной империи Стэнли, которая уже разрослась вдвое менее чем за полгода. Растущая паника вынудила его пойти на крайние меры. Поздно вечером он взломал ящики нескольких письменных столов, взял оттуда секретные отчеты, слишком длинные, чтобы их читать, и переписал самые ключевые фразы. С человеком Уэйда он встречался довольно часто; встречи проходили в парках или каких-нибудь отвратительных салунах возле канала, и каждый раз он передавал огромное количество сведений, так до конца и не зная, поможет ли это ему самому. Но надеялся, что поможет. Он поставил все на один-единственный шанс, полагаясь на то, что слухи не врут и отставка Кэмерона близка.
Воинственность Уэйда и его команды угрожала даже Линкольну. Новый комитет конгресса должен был появиться уже совсем скоро. И при явном преимуществе убежденных республиканцев он мог ограничить независимость президента и повести войну так, как хотели радикалы.
По всем этим причинам напряжение в военном министерстве нарастало. В тот понедельник Стэнли, уже с самого утра получив очередную порцию плохих новостей, к счастью, должен был отлучиться со службы по личным делам. Под легким снегопадом он отправился на Пенсильвания-авеню, 352, где в трехэтажном здании, над банком и аптекой, находилась галерея художественной фотографии Брэйди, занимавшая два верхних этажа. Часы Стэнли показывали, что он уже почти на полчаса опаздывает.
В приемной сидел щеголеватый помощник Брэйди в окружении фотографий великих людей в золотых и черных рамах. С поблекшего дагеротипа на стене смотрел Фенимор Купер; банкир и коллекционер Коркоран был сфотографирован в полный рост, после чего снимок раскрасили пастелью – такая техника была сейчас в большой моде; портрет Джона Кэлхуна с горящими глазами Брэйди тоже пока не убирал со своей выставки.
Помощник сообщил Стэнли, что Изабель и близнецы уже в студии.
– Спасибо, – выдохнул Стэнли и помчался вверх по лестнице.