Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
– Но ты на меня не сердишься?
– Джеймс… Джеймс! – Эштон принялась покрывать скромными поцелуями его дряблое лицо. – Конечно нет! Я потрясена твоей дальновидностью, горжусь твоей храбростью и просто счастлива, что ты проявил такой ум и инициативу! Я всегда знала, что в тебе есть эти качества, как знала и то, что ты попусту тратишь время на своей работе. Я безумно рада, что ты не растерял там своих амбиций.
– Главная причина моих амбиций – это ты, Эштон. Я хочу, чтобы ты стала одной из самых влиятельных женщин в новой Конфедерации.
– О милый… – Собравшись с духом, Эштон обхватила ладонями
Хантун испустил стон, когда она уронила руку на его правое бедро.
– Я так горжусь тобой, милый!
Кто-то осторожно постучал в дверь – из кухни интересовались, почему так долго не требуют перемены блюд. Эштон поправила платье, заглянула в телячьи глаза Хантуна – она знала, что именно ей неизбежно придется выдержать этой ночью, – и крикнула:
– Входи, Делия!
Хантун вернулся на свое место. Но едва они доели безвкусный сорбет в маленьких креманках, как он уже снова был рядом с женой, дергал ее за платье и умолял поскорее подняться в спальню. Эштон сделала вид, что горит таким же желанием, и кротко подала ему руку, чтобы он вел ее.
Раздевшись, Эштон принялась колдовать над его телом, пока не добилась просто небывалой эрекции, – что ж, по крайней мере, это было что-то новенькое, и ей не терпелось поскорее рассказать об этом Ламару.
Севернее Ричмонда находился один постоялый двор, «Желтая таверна», чьи выцветшие стены и дали название деревушке. Примерно в полумиле от нее, на краю пустынного проселка, ведущего на запад от Телеграфной дороги, начиналась большая роща, смутно освещенная луной, подернутой жарким маревом. Но под деревьями, где разговаривали два человека, было так темно, что они не видели даже друг друга.
– Должен сказать вам ради нашего общего блага, – тихо сказал один из них, – что вы часто бываете излишне откровенны. Говорят, даже этот противный Лафайет Бейкер уже прослышал о нас.
– Что ж, пусть так. Люди из моего штата не делают тайны из своих убеждений. Губернатор Браун не молчит, и я тоже.
– Но вы привлекаете к себе внимание. А следовательно, можете привлечь внимание и ко всем нам.
– О, сейчас так много сплетен о заговорах, что еще одна едва ли заслужит доверие. Кроме того, я не вижу другого способа набрать мужественных и храбрых людей. Мне остается только забрасывать наживку и ждать. С вами же это сработало?
– Да, верно, – последовал неохотный ответ.
– Нам что, грозит опасность прямо сейчас?
– Не думаю. Дэвис услышал какой-то разговор и отправил генералу письмо с требованием разобраться. Я вызвался заняться этим добровольно, прикрывшись патриотическими фразами о ненависти к предателям и прочей чепухе.
– Очень мудро. И как вы сможете помешать расследованию?
– Затянуть его, – уточнил второй собеседник. – У нас теперь не так много времени, как раньше.
– Мы будем действовать быстрее. Уже через несколько месяцев Джефф Дэвис будет мертв.
– Но если нет, то мертвы будем все мы.
– Мы будем наслаждаться солнцем и воздухом свободы на юго-западе. А пока я очень благодарен вам за предостережение.
– Понимаю, что путь сюда не близкий, но это самое безопасное место, какое я смог найти. Я подумал, что вы захотите знать о расследовании.
– Именно так. Весьма
Они пожали друг другу руки, попрощались и развернули лошадей в противоположные стороны. Бледный свет луны упал на лицо Ламара Пауэлла, когда он выехал с одного края рощи, и лицо агента военной полиции Исраэля Куинси, который выехал с другой.
Глава 88
Когда Билли под дулом мушкета вылезал из повозки, он сразу увидел эту вывеску, которая говорила о том, что когда-то в этом строении был склад, а не тюрьма. Из той же повозки и еще двух, ехавших следом, вышло около тридцати офицеров. Как и остальные, Билли был измучен, голоден и испуган.
По дороге к тюрьме Либби повозки долго ехали мимо зданий разного назначения и пустых участков земли. Когда они уже подъезжали, первым, что увидел Билли, были караульные в форме, расставленные вокруг кирпичного здания через равные промежутки.
В утреннем свете тюрьма выглядела суровой и неприглядной. Повозки остановились с той стороны, где здание имело четыре этажа. На другом конце, в верхней части наклонной улицы, этажей было три. Говорили, что здесь над одной из дверей нацарапана надпись, известная всей армии Севера: «Оставь надежду, всяк сюда входящий».
– Стройся! В колонну по одному! – крикнул скучающий сержант, подталкивая одних кулаком, а других – дулом мушкета.
Большинство пленных принимали свое положение с тихой решимостью. Пока они ехали в Ричмонд в грязном завшивленном вагоне, кто-то даже пытался бодро шутить. Но когда поезд добрался до вражеской столицы, шутки прекратились. Все держались спокойно, и только у одного тучного капитана артиллерии, который был на пару лет старше Билли, он заметил слезы на глазах, когда они выстраивались в колонну.
– Смотрите туда! – крикнул офицер, показывая на баржу, отходившую от причала недалеко от тюрьмы.
Вся палуба была заполнена людьми в грязных синих мундирах. На шесте над рубкой болтался кусок белой ткани. Баржа разворачивалась вниз по течению.
– Корабль-парламентер, – сообщил офицер, проследив за взглядом пленных. – Везет груз из таких же парней вот из этого домика. Для обмена. Только не все переживут дорогу. А теперь – вперед!
Когда они заходили в дверь, Билли попытался найти на стенах знаменитую надпись, но не увидел ее. Впрочем, в тюрьме Либби было несколько входов. Они начали подниматься по скрипучим ступеням. Несколько человек сразу закашлялись из-за жуткой вони – пахло рыбой, табаком и чем-то едким.
– Что за черт, чем это воняет?
– Смола горит, – последовал насмешливый ответ. – От вас, янки, такой гнилью несет, что приходится регулярно тут все окуривать.
Шагая следом за остальными, Билли пытался думать о жене, вспоминал, что у него достаточно причин, чтобы цепляться за надежду. Наконец они зашли в огромную комнату без мебели, с высокими узкими окнами, скудно пропускавшими дневной свет. Здесь какой-то рядовой допросил каждого пленного, записывая в тетрадь имя, звание и часть. После этого он передал их капралу, который стоял у окна в расслабленной позе, заложив руки за спину. Взглянув на него, Билли почему-то вздрогнул.