Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3

Джейкс Джон

В неярком свете фонарей Уэйд Хэмптон все еще выглядел подтянутым и крепким, что было удивительно, учитывая серьезность ранений, от которых он едва оправился. Его густая борода отросла даже больше, чем у Чарльза; нафабренные усы были лихо закручены кверху. Однако, несмотря на бравый вид командира, Чарльз все же заметил морщины, которых не было, когда Хэмптон еще только собирал свой легион. А еще генерала, словно мантия, окутывала некая новая торжественная серьезность.

Они немного посплетничали. О непопулярности Брэгга, которого за неудачи на западе вознаградили должностью военного советника при президенте. О требовании некоторых газет

заменить мистера Дэвиса на какого-нибудь военного диктатора, при этом упоминался генерал Ли. О том, что Джон Худ будто бы заискивает перед Дэвисом, часто отправляясь вместе с ним на верховые прогулки в Ричмонде.

Однако Чарльз чувствовал, что все это лишь подготовка к более серьезному разговору. Так и оказалось.

– Хочу сказать вам то, что вы, насколько мне известно, уже слышали от многих, включая вашего друга Фица.

Насторожившись, Чарльз ждал. Хэмптон покачал остатки виски в оловянной кружке, пока его чернокожий ординарец убирал помятые оловянные тарелки и погнутые вилки.

– Вам следует командовать бригадой, Чарльз, не меньше. У вас есть опыт. Способности…

– Но нет желания, сэр. – Почему бы не сказать правду? Он просто измучился, держа ее в себе, а если и мог кому-то довериться в расчете на понимание, так только этому человеку. – Меня уже тошнит от этой войны.

Никаких признаков неодобрения на лице Хэмптона не появилось; он лишь коротко вздохнул:

– Никто не хочет мира больше, чем я. Да я не променял бы радость от него даже на всю славу Бонапарта. – (В свете фонаря Чарльз видел его печальные глаза.) – Но мы не должны себя обманывать, как это делают некоторые. Вице-президент Стивенс и многие другие в правительстве думают, что мир – это просто прекращение войны. Но это не так. Мы зашли уже слишком далеко. Слишком много пролито крови. Борьба продолжится и после, только будет другой, не такой, как сейчас.

Такая мысль Чарльзу в голову не приходила. Обдумав слова генерала несколько секунд, он решил, что это правда, какой бы горькой она ни была. Поэтому в ответ лишь пожал плечами и отшутился, сказав то, что пока слышал только Пиклз:

– Тогда, может быть, я отправлюсь в Техас, найду себе какую-нибудь лачугу и клочок земли.

– Очень надеюсь, что вы так не поступите. Югу понадобятся сильные, здравомыслящие люди, чтобы защищать его интересы. Мы не должны пренебрегать талантами, данными нам в этой жизни.

Это было сказано тихо, но все же задело Чарльза, на что генерал и рассчитывал. Получив отказ и ответив так, как считал нужным, он позволил себе расслабиться. Хэмптон вытянул ноги и улыбнулся той самой улыбкой, которая завоевала ему так много друзей; даже Стюарт при виде ее начинал оттаивать.

– Однако, я так полагаю, мира нам не видать еще долго, – снова заговорил Хэмптон. – И я действительно верю, что мы победим.

Чарльз сохранил непроницаемое лицо – подобная ложь требовалась от старших офицеров. Только очень немногие позволяли себе говорить правду. Незадолго до этого Чарльз и Том Россер, который был моложе его, но уже получил чин бригадного генерала, обсуждали эту войну за бутылкой виски. После лишнего стаканчика задиристый техасец расслабился и заявил, что теперь он видит для Юга только одну реальную стратегию – удержать Атланту и удержать Ричмонд, и чертовски надеется, что Джордж Макклеллан выйдет на осенние выборы и сметет Старину Эйба. Тогда можно будет начинать переговоры о достойном мире.

Однако Хэмптон продолжал разговоры о победе.

–

Говорите, уедете на Запад, когда все закончится? – погладив окладистую бороду, задумчиво произнес он. – А что же думает о ваших планах та молодая леди из Фредериксберга? Я слышал, ваше увлечение довольно серьезное.

Его немного насмешливый тон почему-то сильно задел Чарльза.

– Ну что вы, сэр, – сказал он. – В такие времени я и о лошади-то толком позаботиться не могу. Куда мне еще брать на себя заботу о женщине.

Вскоре они попрощались, пожелав друг другу спокойной ночи. Хэмптон тепло пожал руку Чарльзу, ответил на его салют и снова предложил подумать о командовании бригадой. Чарльз обещал, но сказал это только из вежливости.

Выдыхая клубы пара, он побрел в темноте проведать Бедового. Несмотря на шутливый тон, он действительно сказал генералу то, что думал о своих отношениях с Августой. После Бренди-Стейшн и гибели Эба он не переставал мучительно думать об этом и наконец принял решение. Да, он любил Гус – так, как никого и никогда не любил. Но ради них обоих он должен был прекратить эту связь.

Чарльз был не единственным в их семье, в ком нарастало ощущение неизбежного краха Конфедерации. Купер тоже в этом не сомневался, хотя никогда не высказывался вслух, даже в разговорах с женой.

Теперь семья Купера жила в Чарльстоне, куда его прошлой осенью направил министр Мэллори. Люциус Чикеринг составил компанию своему начальнику.

Чарльстон больше не был тем очаровательным портовым городом с мягким светом фонарей, улыбчивыми жителями и колокольным звоном церквей, который так покорил Купера, когда отец сослал его туда.

Город так и не залечил раны после большого пожара шестьдесят первого года, он был истощен морской блокадой и осадой, враги грозили ему с моря и с суши. Этот уютный старый город вызывал у Севера ненависть, как никакой другой. К тому же янки снова хотели взять форт Самтер или даже уничтожить его, преследуя скорее символичные цели, чем военные.

Купер обнаружил, что портового комплекса их старой семейной фирмы больше не существует. Все строения «Каролинской морской компании» реквизировали военные, расширив склады и доведя просевшие и сгнившие причалы до негодного состояния, поскольку из-за блокады Чарльстон больше не мог снабжаться с моря. Их прохладный дом на Традд-стрит уцелел при пожаре, но Куперу и Люциусу пришлось вооружиться, чтобы выгнать из него с полдюжины незаконных белых поселенцев. Потом понадобились кисти, краска и дезинфекция, чтобы привести дом в более или менее приличное состояние, хотя уже через неделю после приезда Юдифь думала, что все эти усилия того не стоили. Ее муж проводил все дни и добрую часть каждой ночи в своей конторе или у генерала Борегара, готовясь к испытанию подводного судна «Ханли».

Сильнее всего на жизнь в Чарльстоне влияла федеральная блокада. Город был окружен двойным кольцом: во внутреннем заграждении стояли броненосцы, во внешнем – легкие деревянные корабли. Как и в других городах, здесь блокада тоже выполняла свои жестокие задачи, и не только потому, что отрезала Юг от источников снабжения важными товарами. Из-за того что янки постоянно держали под контролем Атлантику от Чесапикского залива до Флориды, приходилось рассредоточивать войска вдоль всего побережья, чтобы прикрывать места возможного нападения. «Анаконда» Скотта перестала быть теорией, вызывавшей насмешки. Ее кольца сжимали Юг, лишая его дыхания.