Север и Юг. Великая сага. Компиляция. Книги 1-3
Шрифт:
– Нет, сэр, я ни на одну минуту не оставлю позади смерть моего брата, который умер от голода в лагере! – резко бросил Краг.
Хэнкок постучал по столу, призывая к порядку:
– Комендант Вирц заплатил за свои военные преступления на виселице. Он был и, вероятно, останется единственным офицером Конфедерации, наказанным так жестоко.
– Я бы повесил намного больше! – прорычал Краг, не сводя глаз с Чарльза.
– Капитан! – строго произнес Хэнкок. – Вам придется либо успокоиться, либо исключить себя из состава комиссии. Слушание будет продолжено исходя только лишь из
Краг что-то неразборчиво проворчал. Хэнкок откашлялся и открыл папку с бумагами Чарльза. Хотя уже наступила осень, свет, бивший в глаза Чарльзу, казался обжигающим. Он нервничал так, как не нервничал даже перед сражением, и очень боялся ненароком допустить промах.
Чтобы отвлечься, он заставил себя думать о Деревянной Ноге, вспомнив сверкающие на солнце холмики бисера в его пустых глазницах. Пульс немного замедлился. Он сидел так прямо, что от напряжения уже заныла спина.
– Назовите свое имя, – сказал Хэнкок.
– Чарльз Август.
– Передо мной заявление полковника Грирсона, в котором говорится, что вы четыре года служили в армии Конфедерации. Пожалуйста, сообщите, в какой части и в каком звании.
– Разведкорпус в легионе Уэйда Хэмптона. Позже, после ряда реорганизаций в армии, он вошел в более крупный кавалерийский дивизион. Но разведчики остались служащими нерегулярных войск и званий не имели. – Ложь далась на удивление легко.
– У вас есть документы, подтверждающие это?
– Думаю, да. В Ричмонде.
– Бога ради! – воскликнул Краг. – В Ричмонде! Все знают, что бунтовщики не оставили в Ричмонде ни единого документа! Они все сожгли! Мы даже не знаем, сколько предателей служили под их флагом, и никогда не узнаем.
– Капитан! – резко одернул его Хэнкок.
– Простите, сэр. Я против всего этого. Целиком и полностью.
Хоффман поднял руку, и Хэнкок предоставил ему слово.
– Если мы не можем проверить документы этого джентльмена, – с легкой язвительностью обратился тот к членам комиссии, – ему придется самому как-то восполнить этот пробел. Мне бы хотелось знать его политические убеждения.
К этому Чарльз не был готов. Грирсон и Дункан с тревогой смотрели на него.
– Ну… я демократ, сэр.
– Демократ, – улыбнулся Хоффман. – Разумеется. Каждый нераскаявшийся бунтовщик называет себя демократом. Каждый, кто убивал пленных Союза в тюрьмах, называет себя демократом. Каждый предатель, который делал взрывчатку, чтобы уничтожать северные города, или изобретал адские схемы, чтобы заражать эти города желтой лихорадкой, теперь просто демократ.
– Генерал, как я вижу, очень хорошо знаком с предвыборной речью губернатора Индианы Мортона, – слегка развеселившись, сказал Колтер. – Но речь, которую вы процитировали, была предназначена для гражданских лиц, сэр. Какое отношение она имеет к этому слушанию?
Пойманный на плагиате, Хоффман сердито засопел.
– Никакого, – вмешался Хэнкок. – Я, например, считаю, что мистер Август с нами вполне откровенен. Ни для кого не секрет, что сейчас в армии Соединенных Штатов служат сотни конфедератов под чужими именами. – Дункан чуть шевельнулся, и деревянный стул под ним скрипнул; Грирсон с интересом рассматривал
Чарльз почувствовал, как сдавило горло. Может, уже и пот на лбу выступил? Выдает ли яркий солнечный свет его обман? Полковник Грирсон перенес свое пристальное внимание на до блеска начищенные сапоги. Хэнкок нахмурился:
– Мистер Август, мы ценим наше время. Отвечайте прямо, пожалуйста. Где вы служили до войны?
Чарльз счел, что два убийства перевесят еще одну ложь, и быстро сказал:
– Я не служил, сэр.
Это продолжалось полчаса, прерываясь то гневным замечанием Крага, то вопросом от Хоффмана, который быстро перешел к республиканскому ханжеству. Когда Хэнкок наконец отпустил его, Чарльз уже взмок и от усталости едва волочил ноги. Вместе с Дунканом и Грирсоном они вышли из комнаты и закрыли за собой дверь.
– Они вас одобрят, – предсказал Грирсон.
– Нет. Я все испортил.
– Совсем наоборот. Вы отлично держались. Но должен сказать вам то, что уже говорил Джеку. Если вас все-таки раскроют, я не смогу вам помочь. Это скомпрометирует полк, а он для меня на первом месте. При любых других обстоятельствах вы можете рассчитывать на меня.
– Спасибо, полковник. Не думаю, что вам придется беспокоиться о…
Дверь зала для заседаний открылась. Вышел Айк Барнс:
– Три против двух за ваше назначение. При условии, что военное министерство одобрит помилование. – Просияв, Барнс вскинул руку. – Добро пожаловать в Десятый, мистер Август!
Чарльз пересек Миссури на пароме и дальше поехал в Сент-Луис верхом – не спеша, наслаждаясь прохладным воздухом и ярким разноцветьем осенней листвы. Календарь не позволил Уилле сделать их встречу еще более приятной, и они просто спали в объятиях друг друга в ее номере отеля «Нью-Плантерс-Хаус».
Когда настало утро, они целовались и шептали друг другу нежные слова. Прежде чем одеться, Чарльз намылил лицо, чтобы соскоблить вчерашнюю щетину, и, орудуя бритвой, что-то насвистывал.
– Какая прелесть, – сказала Уилла, сидя за туалетным столиком. – Что за мелодия?
– Эта? – Чарльз просвистел пять нот. – Просто пришло в голову, еще в прошлом году. Когда я думаю о Монт-Роял, обо всем, что любил до войны, я слышу эту мелодию.
– В театре есть пианино. Ты мне напоешь еще раз, когда мы придем туда? Хочу записать ноты для тебя.
– Конечно, почему нет.
Так она и сделала.
– Это моя песенка? – спросил Чарльз, недоуменно глядя на нотные значки, не имевшие для него никакого смысла. – (Уилла кивнула.) – Ну, если ты так говоришь… Сохраню на память. – Он аккуратно сложил листок. – Может быть, я смогу наконец перестать думать о прошлом. Ведь я нашел кое-что получше. – Он наклонился и поцеловал ее в лоб; она закрыла глаза и взяла его за руку.