Север помнит
Шрифт:
– Томмен славный мальчик. – Храбрым был Джоффри. Он был истинным львом. Однако Серсее понравился план Тиены. А потом, когда я стану регентом Томмена, я вырву септам языки раскаленными клещами, как и собиралась, а Джейме запру в мою старую камеру. Она уже предвкушала триумф. Когда все предательства Тиреллов будут обнажены, у Веры не будет другого выхода, как приговорить Маргери к смерти. Если все пойдет как надо, мне даже сир Роберт не понадобится… но нет. Лучше пройти все до конца, устроить представление и доказать всему свету свою невиновность, чтобы больше уже не было никаких вопросов. – Милая Тиена, было бы неправильно просить тебя еще об одной малости, ведь ты так много сделала для меня. Но ты ведь узнаешь, когда Джейме покинет свое жалкое убежище, куда его запрятали Тиреллы, и приедет в город? Я хочу поговорить с ним.
–
– Прекрасно. – Серсея вспомнила эту пустоголовую неблагодарную девчонку с ее вечными бесстыжими улыбочками. Я хотела выдать ее замуж за Джоффри, я учила ее, как быть королевой, и вот чем она отплатила мне. Сегодня ей приснится Санса, корчащаяся на дыбе. Может быть, если мы найдем ее, сможем распутать ниточку, которая ведет к моему валонкару. Я отыщу тебя, Тирион. Ей все еще не верилось, что Джейме ввязался в заговор, подстроенный карликом, до такой степени, как это описывает Тиена, но похоже, это именно так. А завтра она скажет мне, что это Джейме выпустил Тириона из темницы. И, возможно, будет права. Джейме перестал быть ее второй половиной, он, подобно сиру Кивану, предал все, что было дорого их дому, предал ее королевский титул, их сына, их любовь, их единение душ. После того как он признается, я отдам его Квиберну. Может быть, Квиберн причинит ему такую же боль, какую он причинил мне.
Когда Тиена удалилась, Серсея села у окна и стала смотреть вниз, на улицы. На неспокойный, оголодавший город понемногу наползали сумерки, и в них можно было различить множество темных маленьких фигурок. Еще больше воробьев, еще больше уличных проповедников, еще больше черни, еще больше крестьян с факелами и вилами. Они выходили на улицы почти каждую ночь, несмотря на то, что Мейс Тирелл усилил городскую стражу, и их вряд ли обрадует весть о том, что воскресший Таргариен готовит нападение из Штормовых земель. Вот уже две недели Серсее не давали увидеться с Томменом, и ей так хотелось сказать ему, чтобы он не боялся, потому что этим утром она помогла спасти его королевство. Я много сделала сегодня, повезло мне с Тиеной. Она мечтала увидеть своего пухлого милого малыша, его золотые кудряшки, зеленые глаза, обаятельную улыбку, его котят. Я тебя люблю. Будь сильным.
А что касается Тиреллов, Мартеллов, Джейме, поддельного Таргариена и всех, кто отвергал и презирал ее, - расплата наступит гораздо быстрее, чем они думают. Королева искренне улыбнулась, казалось, впервые за многие годы. Она налила еще один бокал вина, откинулась на скамье и с радостью принялась наблюдать, как горит Блошиный Конец.
========== Лорд-грифон ==========
Мыс Гнева вполне оправдывал свое название. Это был котел, где варились ветра и кипел залив Губительные Валы, испытывая на прочность мощные стены крепости Дюррана Богоборца. Каждый божий день прибой грохотал, словно гром, небо было завалено свинцово-серыми тучами, а ветер завывал так пронзительно, что его приходилось перекрикивать. Стофутовые скалы головокружительной спиралью разворачивались в море, липкий туман окутывал высокие сосны Дождливого Леса, который тоже был назван так не зря. Люди пробирались по колено в грязи, и было совершенно немыслимым делом поддерживать огни и предохранять сталь от ржавчины, а кожу от сырости.
Положа руку на сердце, Джон Коннингтон сам никогда бы не пошел этим путем. Он скорее постарался бы усилить контроль над Штормовыми землями. Они взяли Штормовой Предел, но оставили в нем совсем незначительный гарнизон, поэтому в случае контратаки защитить его будет непросто. Почти все замки, находящиеся в глубине страны, лучше защищены и уже знают об их появлении. Зато войско, которое идет по берегу, в обход, гораздо труднее обнаружить, чем армию, которая продвигается напрямик, зажатая между Королевской Гаванью и Хайгарденом. Принц предложил идти вдоль Мыса Гнева, и Коннингтон гордился его проницательностью – даже несмотря на неудобство.
И не только сырость тому виной. Теперь Коннингтон тщательно следил, чтобы перчатки всегда были на нем, иначе не только принц
Лорд Джон понимал - не имеет смысла указывать принцу на то, что Штормовой Предел уже давно лишился прежней мощи, что Золотые Мечи приняли на себя всю тяжесть битвы и понесли большие потери, и именно по этой причине им необходимо занять оборонительную позицию и двинуться по берегу на юг, к Дорну, а не готовить атаку на столицу. Принц хотел идти на Королевскую Гавань немедленно, но Коннингтону удалось отговорить его. Эйегон молод, храбр и жаждет усесться на свой трон, а Коннингтон старался проявлять осторожность и полагаться на чутье, и благодаря этому им удавалось так долго оставаться неузнанными и живыми. И это стоило мне Колокольной битвы. Иногда ему казалось, что план Эйегона мудрее, чем его собственный. В настоящее время – даже несмотря на взятие Штормового Предела – никто в Вестеросе не воспринимал их всерьез, просто самозванец и пьяница бузят где-то на дальней окраине. Пока все находятся в заблуждении, взять Королевскую Гавань будет гораздо проще, чем если каждый мужчина в столице возьмет в руки оружие и будет готов сражаться насмерть ради защиты своего очага.
Однако избранный ими путь не лишен выгоды, и даже наоборот. Они тайно послали леди Лемору в Солнечное Копье, чтобы договориться с Мартеллами, семьей покойной матери принца Эйегона. Принц Доран легко поверил в подлинность мальчика и утешил свою скорбь по погибшему сыну Квентину, тело которого недавно вернули домой двое из пяти его компаньонов. Квентин проделал долгий и рискованный путь в Миэрин, чтобы предложить свою руку Дейенерис в надежде возродить брачный союз, изначально планировавшийся между его старшей сестрой Арианной и ее старшим братом Визерисом. Но королева отказала ему, а он был настолько неразумен, что не понял намека и встретил свой конец, попытавшись приручить драконов.
Драконы. Когда лорд Джон впервые услышал доклад Леморы, он испытал одновременно облегчение и ярость. Облегчение от того, что Дейенерис отвергла предложение Квентина, – ей следовало выйти за Эйегона, и это положило бы начало новой династии Таргариенов. А ярость от того, что королева слишком замешкалась в Миэрине – хуже того, если верить слухам, она вообще исчезла, - вместо того, чтобы оседлать своих бесценных драконов и полететь на запад, чтобы воссоединиться с принцем. Эйегон не хотел представать перед своей могущественной тетушкой как попрошайка на пиру. Он был уверен, что как только Дейенерис узнает о том, что он высадился на берег их родины, она поднимет паруса быстрее, чем он произнесет слово «узурпатор». Но если она пропала, умерла или просто не захочет, игра внезапно станет гораздо более опасной и непредсказуемой.
Итак, союз с Мартеллами - это удачная ставка. Если не будет другого выхода, Эйегон сможет жениться на своей кузине Арианне, но ему нужны драконы и Дейенерис, иначе над ним всегда будет висеть подозрение, что он не подлинный сын принца Рейегара и законный наследник Железного Трона. Юг может короновать его, но Север, несомненно, будет сопротивляться. Семь Королевств можно сплавить вместе лишь драконьим огнем. Эйегон Первый отлично выучил этот урок.
Такие мысли занимали Джона Коннингтона, пока они хлюпали по грязи вдоль Мыса Гнева. Они продвинулись южнее Эстермонта, захваченного Марком Мандрейком из Золотых Мечей, и их следующей целью была Плакучая Башня. Принц Доран обещал, что дорнийский авангард приплывет к Тору и там соединится с войском Эйегона, и даже предлагал, чтобы Эйегон нанес визит своему лорду-дяде. Поскольку Доран тайно стал их верным союзником, вполне понятно, что он хотел собственными глазами взглянуть на сына своей сестры Элии, прежде чем развязать войну. Дом Мартеллов внешне хранил верность Железному Трону, но по всему Дорну уже были разосланы приказы о сборе войска, а в кузнях день и ночь звенела песня стали. Фальшивый мир долго не продлится, но нужно притворяться как можно дольше.