Северная Аврора

Никитин Николай Николаевич

Буксиры двигались во мгле, будто ощупью. Даже берега угадывались с трудом. Огни были потушены, и на искру, вдруг вылетавшую из трубы, смотрели с опаской. Шли самым тихим ходом, чтобы противник не услышал шума работающих машин.

Павлин стоял на палубе "Мурмана" рядом с капитаном.

– Тише нельзя?
– спросил он.

Капитан только отмахнулся:

– И так идем снятым духом, Павлин Федорович.

Возле орудий прилегли артиллеристы. Курить не разрешалось, и это, пожалуй, было мучительнее

всего.

"Мурман", "Могучий" и "Любимец", шедшие кильватерной колонной, не видели друг друга. Чуть слышно шлепали по воде колесные лопасти. Буксиры уже миновали устье Ваги. Все просторнее развертывался самый широкий плес среднего течения Двины.

Неожиданно впереди показались огоньки. Люди на палубе зашевелились.

– Никак Березник?
– спросил Павлин у капитана.

– Он самый, - тревожно покашливая, ответил капитан.

– О "Заре", очевидно, ничего не знают...

– Должно быть... Думают, что мы уже разбиты. Оказать по совести, Павлин Федорович, даже не верится, что мы сюда пришли. Все это уж очень предерзостно.

Они поднялись на капитанский мостик. По палубе, готовясь к бою, забегали артиллеристы. Теперь уже можно было разобрать, что огни в Березнике горят не на берегу, а на стоящих .у пристани судах. Павлин насчитал пять неприятельских пароходов.

– Вот к этому направляй! К большому, пассажирскому...
– приказал Павлин.
– Полный вперед!

Белая масса пассажирского парохода приближалась. Теперь можно было не таиться.

Над рекой пронесся условный гудок. "Мурман" подзывал к себе "Могучего" и "Любимца". Перегнувшись через поручни, Павлин громко крикнул:

– Огонь, ребята, по интервентам и белякам!

Грянул залп из двух орудий. Первые снаряды разорвались в Березниковском порту. На одном из пароходов взметнулось пламя.

– Не замирай, ребята, не замирай!
– кричал Павлин.
– Не жалей снарядов!

На подровнявшемся к борту "Мурмана" "Любимце" он увидел силуэт Черкизова.

– Эй, Черкизов!
– крикнул он, приставляя к губам рупор.
– Помогай нам из пулеметов и винтовок! Жарь по пристани!

На быстром ходу, непрерывно стреляя из орудий, пулеметов и винтовок, буксиры прошли Березник. Затем "Мурман" повернул назад, приблизился к берегу и пошел вдоль него, стреляя правым бортом. "Могучий" повторял все маневры "Мурмана". Противник сначала огрызался пулеметным огнем, потом тоже перешел на артиллерию. Вражеские снаряды рвались на плесе. Огни выстрелов непрерывно озаряли его.

– Вы только вообразите, ребята, какой там теперь тарарам...
– говорил Павлин, спустившись с мостика и указывая бойцам на огненные столбы пожара. На берегу, у самой пристани, горел дом. Тень от него, точно огромное черное

крыло, колыхалась по обрывистому, крутому склону.

Пароходы противника, скопившиеся у пристани и причалов, стояли неподвижно. Внезапный набег словно сковал их. До сих пор они чувствовали себя здесь в полной безопасности и не могли сразу поднять давление в котлах. Один из пароходов горел. При свете пожара были ясно видны мечущиеся по палубе фигуры. Но вражеская артиллерия действовала все сильнее. Спрятанная где-то за домами, она осыпала плес шрапнелью. На "Мурмане" появились раненые

– Еще восьмерку?
– спросил капитан, когда Павлин снова поднялся на мостик.

– Давай еще, - ответил Павлин.

Буксиры уже сделали несколько заходов. Вражеские пулеметы не умолкали. "Мурман" находился теперь в трехстах саженях от берега. Левая его пушка вышла из строя, и буксиру пришлось описывать круги, чтобы как можно чаще стрелять из орудия правого борта.

Над буксиром раздался взрыв. Когда унесли раненых, к Павлину подбежал артиллерист. Размахивая окровавленными руками, он доложил, что шрапнельный снаряд разворотил правый борт "Мурмана" и повредил вторую пушку.

– Подойдем поближе, дай из носового!
– приказал Павлин.
– По буксиру! Видишь, который крутится...

Один из неприятельских буксиров отвалил от берега и открыл яростный пулеметный огонь по "Мурману".

– Подойдем ли?
– с сомнением сказал капитан.
– Вольно жарит.

– Надо отходить, Павлин Федорович. Сделали все, что возможно, - сказал Воробьев, появляясь на мостике.

"Мурман" пересекал быстрину реки, носовая пушка выстрелила несколько раз, но безрезультатно. Пули с неприятельского буксира свистели по-прежнему.

"Любимец", стоявший неподалеку от "Могучего", отстреливался из всех своих пулеметов. Огонь велся вслепую, так как котел на "Могучем", по всей вероятности, поврежденный, пускал пары. Большие клубы их образовали вокруг "Могучего" и "Любимца" своего рода дымовую завесу, которая мешала противнику вести прицельный огонь.

– Назад!
– приказал Павлин капитану.
– Надо выручать.

Капитан приказал повернуть буксир, но рулевой не выполнил его приказания.

– Ты что, не слышишь, Микешин?
– строго спросил Павлин.

– Кому охота на верную смерть идти? Самим спасаться надо!

Над буксиром с треском разорвалась шрапнель. Капитан всем телом повалился на столик, стоявший возле рубки.

– Павлин Федорович, живы?
– раздался встревоженным голос Воробьева. Трубу свалило...

Павлин не ответил. Он следил за рулевым. "Мурман" шел прежним курсом, в сторону от своих. Тогда, не помня себя от ярости, Павлин ударил Микешина.