Сейф
Шрифт:
– Да ты не политик, Витя, ты чиновник, это разные вещи. Нафига тебе политика, еще тебя посадят или застрелят, а ты мне живым нужен, – Лена сделала вторую попытку погладить мужа, но он строптиво отмахнулся, раздраженный тем, что она не хочет воспринимать его фантазию всерьез. А между тем, Виктор Павлович думал так – раз уж оставаться частью механизма, то нужно стремиться повышать квалификацию и собственную значимость. Не сидеть же ему вечно в одном и том же кабинете со Светкой за стеной. Надо думать о будущем, о светлом, своем будущем. Как хорошо, что оно возможно даже в нынешних условиях, когда уже не знаешь, что подразумевать под словом экономика. Толи некую товарно-денежную систему,
– Сон мне страшный приснился, я бы сказал жуткий, Лена. Я, когда проснулся, испытал такое счастье. Даже моя завядшая много лет назад к тебе любовь вдруг расцвела.
– Вот негодяй, – засмеялась жена, и Виктор Павлович ухмыльнулся.
– Правда, я испытал такое чистое человеческое счастье от осознания собственного богатого существования. Ну, вот скажи, честно, когда мы в институте с тобой в ЗАГС шли, когда я деньги на кольца занимал, когда мы свадьбу сыграли ты я и пару друзей с портвейном, потому что у нас денег не было даже на партийные взносы – верила, что мы так заживем? – Виктор Павлович прослезился, вспомнив голодные студенческие годы. Дела действительно обстояли паршиво. Стипендии хватало на кое-как пожить, да и только. Родители помочь не могли – отец пил, мать еле сводила концы с концами, и сам будущий чиновник не знал даже, что такое шоколад до четырнадцати лет. Мороженое было деликатесом. И каким вкусным, ведь в былые времена не было химии. Все делалось натуральным. Виктор Павлович недавно купил рожок на улице, да так и выкинул, лизнув один раз. Химия. Да и что сейчас натурально? Вся жизнь поменяла вкус – куда ни глянь всюду фальшь и фальшь. Надо только залезть на волну этой фальши, чтобы плыть, чтобы не отставать от корабля несущего всех, кто удержится за борт – в светлое будущее.
– Я всегда в тебя верила, милый, – ответила Лена, и Виктор Павлович наконец-то позволил гладить свою седую голову. Но жена вдруг замерла.
– Слушай, а часы то твои где? – Виктор Павлович машинально поднес левую руку к глазам, и вздрогнул. Ролекса за двадцать пять тысяч долларов не было. "Ходики", как он ласково называл подарок на день рождения, полученный им от коллектива, Виктор Павлович носил уже более пяти лет. Золотой ремешок, словно бы врос в кожу, и Виктор Павлович уже перестал ощущать тяжелый вес платины на левом запястье. И если бы не Лена, то он вряд ли бы заметил пропажу.
Виктор Павлович испуганно приподнялся.
– Украли что ли? – сказал он и затрясся от негодования.
Вот тебе и врачи, украли, воспользовавшись ситуацией. Правильно, двадцать пять тысяч долларов – это полтора года их работы. Да какие полтора. Два. И то, сумма скопится, если им не есть, не пить, сидеть как арестант на воде с хлебом, из дому не выходить, а только откладывать. Наверняка сейчас скажут, что доставили в таком виде. А врачи скорой помощи будут утверждать, что у Виктора Павловича амнезия и никаких часов на нем отродясь не было – ничего не боятся гады. Не допустить произвола.
Резким движением, Виктор Павлович под веселое взвизгивание жены стал конвульсивно нажимать кнопку, и менее чем через минуту, в палату влетела Даша в сопровождении доктора. Тот с порога закричал:
– Что случилось, Вам плохо?
Багровый Виктор Павлович, грузно ответил:
– Плохо, мне нужно получить все свои вещи. Вот моя жена, передайте ей все до последней нитки. Срочно.
Доктор понимающе кивнул и распорядился, чтобы Даша в сопровождении Елены с номерком бежала вниз в гардероб и, не мешкая, поднималась наверх.
Оставшись наедине, Виктор Павлович постучал себя пальцем по запястью левой руки,
– Да что такое происходит? – набравшись смелости, спросил доктор, и Виктор Павлович наконец-то решил объясниться:
– Происходит преступление, доктор. Ходики мои где?
– Все в пакете. Все сейчас принесут, если Вы об этом. У нас приличное заведение, Кремлевская больница, у нас тут сами понимаете, такое быть не может.
– У нас не может, а у Скорой может. Очень надеюсь, что часы мои на месте. Вы их сами видели?
– Не помню, совершенно из головы вылетело. Вроде бы в них были, а вроде и нет. Даже если часы были на руке, мы их в любом случае сняли, чтобы подключить оборудование. Но не волнуйтесь, все в пакете. Все на месте. Я уверен.
– Очень на это надеюсь, – ответил Виктор Павлович, и нетерпеливо скрестил руки. Нервничая, доктор несколько раз прошелся по палате, не зная, куда деться от знатного пациента.
В тридцать пять лет доктор уже был седым, и имел проблемы с давлением, от постоянного нервного напряжения и спектаклей, которые ему приходилось выслушивать. То играть самому. Но, конечно же, все это было не бесплатным, и те подарки, которые он получал и деньги в знак благодарности, успокаивали молодые амбиции, и доктор отбрасывал в сторону всякие гадкие мысли о проходивших через него людишках. А он повидал всяких и разных, и более солидных, чем Виктор Павлович. Ему в глаза однажды смотрел даже ОН. Собственной персоной явился в больницу на осмотр, в сопровождении бесчисленного количества охраны, которая бежала вперед, расталкивая людей по кабинетам и палатам, заставляя их отворачиваться к стене и стоять в таком положении до тех пор, пока ОН не пройдет. Молодого доктора тоже должны были поставить лицом к стенке, но ОН вдруг распорядился подвести молодого специалиста, пообщаться. Диалог был коротким.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте.
– Как дела?
– Все просто великолепно.
– Ну, славно, славно…
Это длилось менее минуты, но эффект в виде переполнявшей душу гордости, оставался несколько дней. Пьянствуя в кругу друзей, доктор на разный лад пересказывал детали встречи, каждый раз обнаруживая все новые и новые подробности, так словно это был лучший момент в его жизни. И слушатели его тоже преисполнялись святым благоговением, их лица менялись и сияли, а когда один перепивший приятель из зависти усомнился в правдоподобности истории доктор пошел в атаку с кулаками, защищая свою честь.
Запыхавшаяся жена вернулась через несколько минут, разъяренная женщина буквально влетела в палату, гневно глядя по сторонам.
– Витя, звони своей дуре, Светке, нет тут у тебя часов.
Виктор Павлович почувствовал, как тесно стало в его груди. Кровь хлынула в лицо. Невиданное дело, его обокрали. В голове бежали номера телефонов старых приятелей, и Виктор Павлович построив их в должностном порядке по убывающей, соображал к кому из них обратиться. Он мог бы сразу же позвонить другу из прокуратуры, возбудить проверку скорой помощи, а может и самой больницы, навести тут шум и гам, но прикинув, что больница являлась Кремлевской, понял, что во избежание огласки и скандала, друг попросту откажет. Однако обида не давала покоя и Виктор Павлович, не зная, что делать, просто разразился настоящей бранью, пока его жена набирала телефон секретарши. Та ответила утомленным голосом.