Шах и мат
Шрифт:
У меня начинают пульсировать виски.
– Почему?
– В феврале матч на первенство мира. Мне нужно тренироваться, чтобы обыграть Коха. Ты нужна мне.
– Нет. – Кох не просто соперник Нолана – он его враг. Я подвела нас обоих, когда проиграла ему. – Я не нужна тебе. Скорее всего, тебе и готовиться не нужно. А я только что продула ему, так что я последний человек на Земле, которого стоит…
– Я тоже не заметил ее.
У меня перехватывает дыхание.
– Королеву. Я смотрел партию и был так же беззащитен, как и ты, Мэллори. Я… – Нолан сглатывает. – Я не смог предвидеть
Я выдыхаю:
– Но как это возможно? Ты победил его несколько месяцев назад.
– Не знаю. Такое бывает, шахматисты годами показывают стабильную игру, а затем вдруг делают резкий рывок вперед. Но эта партия… Кох играл как машина. Идеальный компьютер, который может предотвратить любую атаку, разрушить любую инициативу. И это при условии, что ты охрененно играла. Против тебя справилась бы только программа.
Нолан расстроен. Я всегда думала, что он вспыльчивый, но впервые вижу его искренне раздосадованным, а не злым. Он не уверен в себе.
– Мэллори, если он будет продолжать в том же духе, то станет чемпионом мира.
Я все еще чувствую теплое касание его пальцев.
– Но я уже не справилась.
– Знаю. Однако вместе мы сможем придумать, что делать, – он наклоняется, взгляд прикован ко мне. – Будь моим секундантом. Помоги мне обыграть этот кусок дерьма.
– Я… Если я стану твоим секундантом, мы постоянно будем тренироваться вместе. Я буду знать все. Изучу тебя так хорошо, что тебе будет сложно потом меня удивить. Если я стану твоим секундантом, то буду знать тебя как свои пять пальцев.
На его лице расплывается красивая, мягкая полуулыбка.
– Думаешь, я этого не хочу?
– Нолан…
Я переворачиваю его ладонь и принимаюсь изучать ее. Она такая большая – гораздо больше моей. Линии и бороздки пролегают глубоко в коже. Было бы так легко провести по ним пальцами, обрисовать эти узоры.
Я… Не знаю. Может, это плохая идея. Может, я недостаточно хороша. Не понимаю, откуда в Нолане этот огонек, на который я всегда летела. Не знаю, смогу ли стоять рядом с ним и быть далеко.
Я ничего не знаю, но у меня есть один вопрос, который я хочу задать:
– Нолан?
– М?
– Зачем ты прилетел в Вегас?
Его пальцы сжимают мои. Мое слабое сердце делает сальто.
– Мэллори. Потому что здесь была ты.
Глава 20
– Если ты пойдешь ладьей на g5…
– …тогда слон…
– …но эта пешка…
– …на g7…
– …нет, если не хочешь подставить короля под удар…
– …знаешь, есть такая штука, называется рокировка…
– Эм… ребята?
Мы с Ноланом поворачиваемся к Тану и одновременно раздраженно выпаливаем:
– Что?
Тану стоит, прислонившись к косяку. Выражение ее лица скорее скептическое, чем испуганное. Волосы собраны в небрежный пучок, комбинезон в виде коалы висит свободно. Она в очках, а значит, уже сняла линзы, а это, в свою очередь…
–
Нолан мрачнеет:
– Почему вы не позвали нас на ужин?
– Мы звали. Трижды. И каждый раз вы бурчали что-то нечленораздельное. Я записала это на камеру и сделала микс с Dragostea [48] для тиктока. Хотите посмотреть?
– Доброй ночи, Тану, – отвечает Нолан.
Она хорошо знает его, поэтому исчезает прежде, чем он встает.
– Давай поедим, – говорит он мне.
– Подожди. – Я тяну его за рубашку. – Нам нужно закончить…
– Тебе нужно поесть. Идем.
48
Dragostea Din Tei (рум. «Любовь под липами») – самая популярная песня молдавской поп-группы O-Zone, хит 2004 года.
Когда я сказала Дарси, что часть декабря и январь буду жить у Нолана на севере штата Нью-Йорк (да, у него свой дом; да, я пробормотала: «Ешь богатых» [49] , когда он мне сообщил), сестра скептически посмотрела на меня и спросила: «Насколько разумно ехать в уединенный домик в лесу в компании Убийцы королей?»
Спустя несколько недель я все еще не уверена в ответе. Я сижу на кухонном столе и наблюдаю, как Нолан стоя поглощает еду – быстро, по-деловому, будто забрасывает уголь в топку. Очевидно, мыслями он все еще в партии, которую мы анализировали.
49
Появление этого антикапиталистического лозунга связывают с высказыванием, которое приписывают Руссо: «Когда людям будет нечего есть, они съедят богачей».
Его дисциплина, конечно, впечатляет.
Он просыпается раньше, ложится позже и работает усерднее, чем все, кого я знаю. Он относится к себе со всей строгостью. Целеустремленный, исключительно упорный в разборе чужих партий: препарирует каждый ход, постоянно возвращается к тому, что уже пройдено, смотрит несколько партий сразу и продумывает ходы наперед. Нолан никогда не устает и ни в чем не сомневается. Он упорный, даже одержимый. Его воля тверда как сталь, и, как бы странно это ни звучало, этим он привлекает.
Вряд ли ему недостает чего-то еще.
У него есть пять секундантов: Тану и Эмиль, которые тоже сейчас живут с нами, и трое гроссмейстеров, каждому из них за тридцать. Они специализируются на дебютах и пешечной структуре и приезжают несколько раз в неделю. Нолан тренируется с каждым из нас: придумывает выходы из сложных ситуаций, анализирует партии Коха, пересматривает свои старые партии в программе и изучает мои на предмет слабостей. Но сейчас остальные люди кажутся ему неважными. Они лишь капли в бездонном океане дней, которые он проводит со мной.