Шахматист
Шрифт:
Болдырев не стал ничего говорить и лишь свирепо выдохнув (этот выдох напомнил мне лошадей, недовольных кормом), отправился прочь. Я, кстати, был этому очень рад, и довольный пошёл выполнять свои обязанности. Официальный допрос всегда проводится куда серьёзнее привычных нам, и, если быть честным, то я уже давно этим не занимался. В допросной сидел Ботков и двое полицейских, присматривающих за ним, и адвокат Боткова. Ожидали только меня. Я зашёл, снял пиджак и, хлопнув папкой по столу, включил запись.
— Начало записи. Ведётся
— Никаких возражений нет, ни у меня, ни у моего клиента, — ответил за Боткова адвокат, одетый в строгий тёмно-синий костюм с несуразным красным галстуком.
— Так как возражения отсутствуют, приступим к допросу, — решил я.
Ботков сидел передо мной на стуле так, будто это он является представителем закона, совершенно не чувствуя никакого смущения.
— Господин Ботков, против вас выдвигаются обвинения по трём статьям Уголовного кодекса Российской Федерации. А именно: статья № 241, часть 2 «Организация занятия проституцией с отягчающими обстоятельствами», статья № 171 «Незаконное предпринимательство», она включает в себя ещё и 199 «Уклонение от уплаты налогов» и статья № 105, пункт А часть 2 «Убийство. Умышленное причинение смерти двум или более лицам».
— Убийство? Решили все пустые дела на меня повесить? — ответил он с наглым видом.
— Я прошу вас соблюдать этику при допросе, — грубо ответил я.
— Не стоит. Отвечайте спокойно и без эмоций, в суде они только препятствуют раскрытию правды, — прошептал адвокат.
— Вы осознаёте степень тяжести ваших деяний? — спросил я, проигнорировав всё сказанное выше.
— Не моих деяний, а выдвигаемых вами обвинений, — возразил Ботков.
Вот ведь жук! Не получилось надавить, я, в конце концов, не Сергеич. Но всё же я продолжил:
— Давайте начнём с рассмотрения главного дела с самым серьёзным обвинением. Статья № 105. При обыске в вашем доме были найдены четыре пачки с ампулами диазепама и восемь пачек с феназепамом. Можете ли вы объяснить, где и с какими целями вы приобретали данные препараты? — начал я.
— Я имею право не отвечать на этот вопрос, — продолжал дерзить Ботков.
Адвокат снова что-то прошептал ему на ухо, и Ботков ответил:
— Ладно. У меня диагноз: эпилепсия, если вы о таком слышали, — скорчив противную морду, уничижительным тоном проговорил он.
— Как давно вы принимаете эти препараты?
— Диазепам практически всю жизнь, а феназепам три года назад начал, по предписанию врача.
—
Разглядывая врачебные выписки, я вспомнил одну необычную деталь.
— Господин Ботков, ваша жена сказала, что диагноз был поставлен вам только три года назад, но вы утверждаете, что пьёте препарат диазепам, как вы выразились, «всю жизнь». Как такое возможно?
— Я состоял с детства на учёте у психолога и мне выписывали диазепам для купирования приступов агрессии, — пояснил Ботков, разглядывая потолок.
«Бинго! Вытащили то, что нам нужно», — подумал я.
— То есть, вы могли в состоянии аффекта причинить кому-либо физические повреждения?
— Нет. Только себе! Я никого не убивал! — закричал Ботков, вскочив со стула.
— Присядьте, всё хорошо, — попросил адвокат.
— В вашем доме также были найдены чёрные кожаные перчатки с белой меховой подкладкой с тёмно-бордовыми застиранными пятнами. Проведя экспертизу жидкости, мы выяснили, что это кровь, принадлежащая вашей дочери Ботковой Марии Александровне. Как она туда попала?
— Я просто р-р-ругался с дочерью. Она поцарапалась и задела мои перчатки, — напугано проговорил тот.
Ничего глупее не слышал. Хоть бы оправдание тщательнее продумал. Я продолжил:
— Для чего вы хранили их под ячейкой паркета?
Я знал, что иду по верной тропе и скоро выясню то, что нам необходимо.
— Не можете объяснить? Кровь пропитала всю внутреннюю меховую подкладку, и, судя по составу крови, она — артериальная. Я не думаю, что вы так сильно и случайно ударили дочь.
Тишина.
— Тело вашей дочери было найдено рядом со съемной квартирой, в которой она проживала, и ваш номер телефона был зафиксирован в радиусе пяти метров от места преступления. Забыли телефон в машине? — наседал я.
— Это провокационный вопрос, который содержит в себе неконструктивность. Мой клиент отказывается отвечать, — возразил совершенно растерянный адвокат.
— Я не убивал свою дочь, — сдавшись, отвечал Ботков.
— Машина вашей дочери унесла с собой все следы. Но одежда, обнаруженная два дня назад рыбаками в этом же водоёме в тёмном целлофановом пакете, соответствует вашему размеру, так же, как и обувь, испачканная кровью Марии. Не всё смывается.
Он был на пределе, оставалось лишь ещё чуть-чуть надавить.
— Ваша машина простояла рядом со съёмной квартирой трое суток после убийства Марии, она зафиксирована камерой. Можете объяснить, почему?
— Я оставил её в пользование дочери, — потирая лоб и не поднимая глаз, проговорил Ботков.
— Ваша дочь ездила на собственном автомобиле, и вы это знали. Камеры на заправках и неподалеку от вашего клуба зафиксировали, как вы выходили вместе с ней из белой KIA RIO, принадлежащей вашей дочери.