Шахматный порядок
Шрифт:
Урок профессора Брэдли вызвал неожиданное оживление. После обычного скучного рассказа про волшебные комитеты и борьбу с гоблинами, профессор вдруг сказал, что Первая Мировая война стала потрясением не только для мира маглов, но и для мира волшебников.
Эрик напрягся, что-то пометив на пергаменте. Брэдли кашлянув, сказал, что в этой войне часть магов впервые с шестнадцатого века пошла воевать на магловские фронты.
Неожиданно Эльза Лонгботтом пропала руку.
— Сэр…. А почему так прорзошло? — спросила она.
— Вмдите ли, мисс… Накануне
— Накануне той войны, произошло необычное явление, — сказал профессор. — Люди стали ненавидеть друг друга просто за национальность. Француза за то что он француз, немца за то, что немец, русского за то, что русский.
— Разве это возможно? — поразилась Эльза.
— Гм… не просто возможно, мисс Лонгботтом. У людей того времени был причудливый вывел сознания. Русский мог гулять по Вене и ненавидеть Австрию, француз пользоваться немецкими фотопластинками и ненавидеть Германию.
— Значит, сэр, больше разговоров, чем реальной вражды? — подняла руку Веста.
— Как сказать, мисс Грейвз. По выходным в парках Парижа восторженная толпа сжигала макет Бранденбургских ворот, в Берлине толпа сжигала макет
Эйфелевой башни. Жгли с криками: «Мы хотим войны!»
— И однажды летом 1914 года прорвало, — продолжал Брэдли. — Ничтожного повода хватило для начала общеевропейской войны. И все как один с радостью помчались на фронт.
— Но не могла же вся эта общечеловеческая ненависть в пять минут взяться? — недоумевал Эрик.
— Интереснее другое, — глаза Кэтрин сверкнули малахитом. — А что от этой ненависти осталось? Так сказать, следы?
— Ненависть росла постепенно, мисс Забини, как раковая опухоль. Сорок лет европейские страны не воевали друг с другом. Но постоянно проводили военные парады, увеличивали военные расходы, поливали в прессе друг друга и внушали детям с первыми буквами алфавита, что война необходима и неизбежна.
— Но пытались же какие-то страны сопротивляться, сэр? — подняла Кэтрин бровь.
— Ни одна, — вздохнул Брэдли. — Ненависть охватила всех. И даже магов.
— Много толку, если какая-то Бельгия начнет сопротивляться? — бросила Вики. — Поворчит поворчит — да замолчит.
— Даже Бельгию, мисс Смит, охватил культ войны. Толпы народа кричали и плакали на улицах от того, что бельгийцы захватили Конго в Африке.
— Да что там Бельгия… Даже в Белграде и Софии шли постоянные парады военных, а народ радостно кричал, видя военные построения. Самое удивительное бвло то, как ликовал народ от победы в небольших войнах, — продолжал Брэдли. — Немцч ликовали после победы во Франко-прусской войн, Русские — после победы в Русско-турецкой войне, французы помор завоевания Тонкиеа и Мавритании, бельгийцы в Конго. Ликовали всем народом с фейерверками. На малейшую грубость и насмешки от иностранцев кричали толпой: «Только война!»
— И Штирнер хочет вернуть
— Национализм был показателем высокой культуры и принадлежности к элите, мисс Смит, а отнюдь не бескультурья. Я лишь хочу вам доказать, что наша цивилизация и наши нормы не единственно возможные.
— Значит, сэр, сейчас мы плохо представляем, что это такое? — Забини поправила белокурые волосы.
— Самое удивительное, мисс Забини, что не только маглы, но и маги были охвачены этим полнением. Примерно с 1880 г. свертывались контакты между магическими школами. Везде говорили о неизбежности новой большой войны. И маги, как и маглы, были уверены, что пришла пора умирать за свое Отечество.
— Маги вместе с маглами? — изумилась Эльза Лонгботтом.
— Именно так, мисс Лонгботтом. Государства готовились к войне, и на этот раз решили мобилизовать уже все силы: и обычные, и магические. Конечно, не обошлось без колебаний, но в целом… Да, именно около пятнадцатого года — тысяча девятьсот, разумеется, — в глазах профессора мелькнули огоньки, у магов произошел раскол. Старики говорили, что маги не должны играть в магловские игры, а молодежь — что надо идти на фронт, как гражданам своей страны,
— А как же прогресс, сэр? — подала голос Роза Уизли. Альбус сокрушенно поднял глаза: кузина оставалась все той же неизлечимо догматичной дурочкой, как он определил ее для себя.
— В смысле прогресс? Поясните, мисс Уизли? — усы профессора приобрели, как показалось Альбусу, вид ежика. — Прогресс что? Что маги не должны идти вместе с магами воевать или что должны.
Слизеринцы фыркнули. Кэт посмотрела на Розу, покрутив у виска.
— Ну зачем так жестоко, мисс Забини, — улыбнулся Брэди. — Пусть мисс Уизли сама определится с прогрессом.
— Не то и не другое, сэр… — с запалом ответила Роза. — А что войн быть не должнго!
— Кому не должно быть: магам или маглам? — Брэдли поднял перо, собираясь что-то пометить на доске.
— Обоим, сэр. — Перо Брэдли при этих словах нарисовало квадратики с надпсями «маглы», «маги» и «война»,
— Смотри. Маглы готовились к войне. Маглы раскололись: на тех, кто хочет идти помогать маглам и те кто не хочет. — Перо разделило квадрат магов пополам. — КТо для вас за прогресс?
— Оба против. Я не хочу войн.
— Ну, хотелки мы сейчас не обсуждаем, мисс Уизли. Мы говорим. о прошлом. Что прогресс-то?
— Что не надо идти воевать, — Роза упрямо стояла на своем.
— Отлично. Тогда, мисс Уизли, вы сторонник консерваторов: тех, кто утверждал в то время незыблемость «Статута секретности» и невозможности взаимодействия магов и маглов.
— То есть… грань стала стираться через войну? — изумился Эрик.
— Да, отчасти да… — кивнул профессор Брэдли.
Прозвенел звонок. Дети стали быстро собирать вещи. За окном было солнечно и лучи искрились на стеклах. Ал быстро подошел к профессору. от которого как раз отходила Эльза Лонгботтом, просившая ей что-то доказать.