Шаман-гора
Шрифт:
«Оная станица названа в память воеводы Енисейского острога Афанасия Пашкова, который примерно в те же годы, что и Василий Поярков, ходил со своими казаками на даурские земли.
До Амура-реки он не дошёл, но на нашей даурской земле след оставил немалый. Его стараниями был восстановлен Нерчинский острог и построено ещё четыре. Премного положил он трудов во славу государства Российского.
В том походе ходил вместе с ним сын его Еремей да протопоп-раскольник Аввакум. Натерпелись казаки лишениев и тягот, что на несколько жизней хватит. И голодали, и от цинги зубы выпадали,
Такое окончание повествования Степана искренне растрогало девушек, они не стыдясь утирали с глаз слёзы.
— И где ты, Стёпа, всё это разузнал? — поинтересовался я с толикой иронии. — Неужели в школе рассказывали?
— Пошто в школе? Казаки мы, и весь род наш помогал по мере силов своих в завоевании этих земель. Негоже забывать славные дела родителев своих.
Мне стало стыдно. А ведь я знал историю своего рода только до третьего колена. И то с пропусками. Уравняла нас всех революция. Оставила без роду и племени. Людям прошлых времён в головы не вдалбливали историю победившего социализма. Они хранили память о предках… Вон Степан как по-писаному чешет.
А у него нет за плечами десяти классов и техникума в придачу. Отучили нас от привычки знать своих предков, помнить их дела — добрые и недобрые, гордиться, если заслужили, их подвигами во славу Отечества…
Так и спускались мы, подчиняясь медленному, но надёжному течению Амура-батюшки. Слушали познавательные беседы молодого казака об истории завоевания родного края.
На следующий день, ближе к ночи, добрались до села под названием Радде.
— Ну, а это название ты можешь объяснить или нет? — поинтересовался я.
— А проще пареной репы, — ухмыльнулся Степан. — С этим господином я знаком лично. И даже, было дело, когда он уезжал в Рассею, подмогал его гурбарии переносить.
— Ну, ты даёшь. Учёный был, что ли?
— Богатого ума человек, но забавы у него, конечно, по сравнению с нашими хлопотами пустяшные. Словно дитё малое, гонялся с утра до вечера за бабочками и жучками разными. А поймает какую и ну радоваться, словно блаженный. Детишки повадились ему всяческую живность за леденцы таскать. И те и другие довольны потом. Дескать, надули друг друга.
Я недоверчиво качал головой и разглядывал неказистые домики селения.
— Ежели не веришь, могёшь у любого спросить, — насупился Степан. — Цельный год он в этом селении прожил, вот господин генерал-губернатор и сподобил, назвал это сельцо его фамилией.
Спрашивать я, конечно, ни у кого не стал, зачем друга обижать?
В Радде мы приобрели у местных баб всяческой зелени и добыли с десяток яиц, а на ужин девушки порадовали
Все улеглись спать сытыми и довольными.
Глава 16
Амур показывает свой нрав
Прогнозы Степана подкорректировал шторм, который сорвался неведомо откуда. Буквально за десять минут до этого ничто не предвещало ненастья.
После сытного обеда мы умиротворённо сидели на солнышке и лениво перебрасывались словами. Вдруг снизу резко потянуло прохладным ветерком. По ровной до этого водной глади пробежала робкая рябь.
— Однако к берегу надо идти, — озабоченно произнёс Алонка.
Он с тревогой вглядывался в набегавшие с севера тучи. Тучи на вид были серыми и угрюмыми. Их приближение не предвещало ничего хорошего.
Осознав надвигающуюся опасность, мы со Степаном бросились к рулевым вёслам и развернули плот к берегу. Но, судя по скорости, с которой поднимался ветер, к берегу мы не поспевали.
— Парус! — опомнился я, и мы быстро стянули вниз хлопающее по ветру полотнище импровизированного паруса.
Через пять минут тихую и благодушную реку было не узнать.
Амур рычал и бушевал, словно попавший в капкан зверь. Ему вдруг стало тесно между ограничивавшими его свободу берегами, и он решил вырваться на волю, при этом яростно плевался в нас гребнями верховой волны. Недолго думая, словно по команде, мы с казаком оказались в нашей лодчонке и стали что есть сил выгребать к берегу. Позади лодки на верёвке болтался плот.
Мы с надеждой всматривались в ставшие тёмными очертания береговой полосы. Но, как обычно бывает в таких случаях, всё начинает подчиняться главному закону, закону подлости. Ни бухточки, ни заводи, а тем более русла впадающей в Амур речонки поблизости не просматривалось. А без мало-мальского убежища наш плот мог легко стать добычей нанайского бога воды Поди[17].
В лучшем случае разыгравшиеся волны выбросят наше средство передвижения на берег, в худшем — разобьют его.
Переглянувшись, мы со Стёпкой налегли на вёсла и стали грести вниз по течению. Необходимо было отыскать какую-нибудь тихую гавань. Низовой встречный ветер сводил на нет все наши усилия. Но всё же, с неимоверными трудностями, метр за метром мы преодолевали расстояние.
Девушки на плоту испуганно сжались в кучку и с надеждой наблюдали за нашими действиями. Они не понимали смысла наших стараний и всей меры нависшей опасности: им было просто страшно.
Ещё бы! Когда ты всю жизнь проведёшь на суше, то уходящие из-под ног скользкие брёвна плота и перехлёстывающие через них холодные волны покажутся тебе самым нежеланным местом в мире, где ты захотел бы оказаться в данный момент.
— Ну что, Степан! — прокричал я казаку сквозь ветер и бьющие в лицо брызги. — Выгребем?
— А чего не выгрести, выгребем. Вот токмо бы какой-никакой завалящий заливчик образовался.
Степан весело скалился сквозь крепкие зубы.
— Что, боязно? — спросил он, наблюдая за выражением моего лица.