Шелковы цепи
Шрифт:
— Тебе всегда это нравилось, не так ли, Ксения? — замечаю, пытаясь скрыть свое беспокойство.
— Все зависит от территории, братишка, — отвечает она и переводит взгляд на Федора. — Так это и есть крыса?
Я даже не спрашиваю, откуда она знает. Она просто знает. Всегда в курсе всех событий — это Ксения.
— Да, это крыса, — говорю, сохраняя ровный голос, несмотря на царящее внутри волнение. — Миша поймал его, когда он передавал данные о грузе команде Васильева.
Ксения кружит вокруг Федора, как хищник,
Ее глаза ничего не выдают, но я не могу не следить за ней, когда упоминаю Васильева. Там есть история, зарытая глубоко, но не забытая.
— Хорошо. Нам нужно послать сообщение. Нельзя, чтобы крысы думали, что могут разбегаться без последствий.
— Я знаю правила, Ксения, — рычу, вспоминая ее и Ивана Васильева. Прошло уже более двадцати лет, но эта мысль до сих пор жжет.
Любовь? Скорее, проклятый пиздец.
Она почти все бросила ради него, даже пыталась сбежать. Но отец пронюхал об этом и пригрозил убить Ивана, если она не уйдет от него и не выйдет замуж за Дмитрия, которого он выбрал.
Дочери? Для нашего старика они всего лишь шахматные фигуры, не более того.
Жениться по любви? В его мире это чертова шутка.
Когда-то она была юной и наивной. А сейчас? Ксения превратилась в совершенно другого зверя.
— Я собирался прикончить его, пока не появилась ты, — продолжаю, отодвигая воспоминания на второй план.
Ксения подходит к Федору и берет с подноса нож, лезвие которого отражает тусклый свет.
— Какая жалость. Ты ведь был хорошим псом все эти годы, не так ли? — дразнит она.
С извращенной ухмылкой она начинает резать его. Глаза Федора расширяются от ужаса, когда она начинает свою работу, каждый порез наносится с клинической точностью.
Его крики отражаются от стен, и чем сильнее он кричит, тем шире становится холодная ухмылка Ксении.
Мне противно смотреть на это дерьмо.
— Так, Ксения, прекрати… — шиплю я.
Черт, мне даже жалко Федора. У Ксении сегодня скверное настроение.
— Ты превращаешь все в кровавую кашу, — тихо огрызаюсь я.
Бросив нож, она беззаботно вытирает окровавленные руки. Хватает малярный скотч и с резким звуком отклеивает полоску.
Без малейшего намека на милосердие заклеивает ему нос и рот. Его тело отчаянно содрогается, пытаясь втянуть воздух. Ксения просто холодно смотрит, как борьба Федора переходит в спазмы. Ноги дергаются в жалком последнем танце, а затем он превращается в безжизненную кучу.
Я хмыкаю, наблюдая за разворачивающейся сценой.
— Черт возьми, Ксения. Что за срочность? — спрашиваю сквозь стиснутые зубы, прогоняя прочь все чувства. — Только не говори мне, что ты здесь только для того, чтобы насладиться убийством.
Ксения поворачивается ко мне, ее глаза как
— Расслабься, братишка, я просто делаю за тебя грязную работу.
Не уверен, что верю ей. Ксения всегда была более безжалостной, чем все мы, и я видел, как она, не моргнув глазом, проворачивала дела и похуже.
Она делает паузу, ее лицо теряет свою обычную суровость.
— Это папа. Они думают, что у него инсульт.
Мое сердце замирает, но я скрываю это, нахмурившись.
— И…?
— И, — добавляет она, — он хочет, чтобы ты женился. КАК МОЖНО СКОРЕЕ. Мы должны сохранить Братву сильной, Виктор. Ты должен стать Паханом…
— Я больше не собираюсь лезть в это дерьмо, — выплевываю, разозлившись.
Черт, когда я в последний раз разговаривал с папой, мы спорили именно об этом. Теперь старик лежит на больничной койке, а я здесь, все еще упрямый, как всегда.
Чувство вины гложет, но я подавляю его.
— Какого черта мы таскаем с собой это древнее дерьмо? — огрызаюсь я. — Это не значит, что я должен жениться на какой-то цыпочке, чтобы доказать, что я крутой, Ксения.
— Прекрати ныть, ты знал, что тебе придется иметь дело с этим дерьмом, еще с тех пор, как ты гадил в подгузники, — парирует Ксения.
Блядь, я ненавижу это, но моя сестра права.
— И я думаю, что на этот раз все плохо, — говорит Ксения совершенно серьезно.
— Что, черт возьми, я должен с этим делать? — огрызаюсь, взбешенный и расстроенный.
— Есть список кандидаток. Выбирай, или нам всем конец, — прямо заявляет она.
Я потираю висок: — Кандидаток?
Она протягивает мне сложенный лист бумаги, и я хватаю его.
Миша выглядит так, будто хочет быть где угодно, только не здесь, его взгляд мечется туда-сюда между нами.
— Отлично, — саркастически бормочу я. — Не могу дождаться, чтобы увидеть этот парад принцесс.
Ухмылка Ксении расширяется: — Ты получишь от этого удовольствие, я уверена.
Я просматриваю список, и мое лицо искажается от отвращения.
Сука.
— Анастасия Петрова? Ее старик — жадный до денег сукин сын. А Екатерина Смирнова? Вся эта семейка мрачнее московской ночи.
Миша вступает, пытаясь скрасить настроение: — Но у Екатерины чертовски хорошая задница, правда?
Я бросаю на Мишу холодный взгляд, мне не до смеха.
— Виктор, в них течет кровь мафии, — возражает Ксения, закатывая глаза.
Черт, мой разум поглощен мыслями о Лауре и о ее сладкой киске между бедер.
Я отбрасываю список в сторону.
— Это все ерунда. Я не собираюсь связывать себя с какой-то жаждущей власти сучьей семейкой.
Ксения останавливается передо мной, ее тон жесткий: — Это не тебе решать. Это предсмертное желание папы. Выбери одну и сохрани силу Братвы.