Шерлок Холмс против Джека Потрошителя

Куин Эллери

— Как приятно видеть вас, Лестрейд! — с теплой улыбкой воскликнул Холмс. — Становится спокойней на душе, когда видишь, что Скотленд-Ярд идет по следу.

— Можно и без сарказма, — буркнул Лестрейд.

— Вы нервничаете? Похоже, у вас серьезные неприятности.

— Если вы не знаете, в чем дело, значит, не читали утренних газет, — коротко бросил Лестрейд.

— Вы совершенно правы.

Повернувшись, полицейский обратил внимание на мое присутствие:

— Доктор Ватсон! Давненько наши дорожки не пересекались.

— Очень

давно. Надеюсь, у вас все в порядке?

— Порой приступы люмбаго. Но я потерплю. — И мрачно добавил: — По крайней мере, пока не увижу, как вздернут этого уайтчепельского маньяка.

— Снова Потрошитель? — резко бросил Холмс.

— Он самый. Четвертое нападение, мистер Холмс. Вы, конечно, читали о нем, хотя я что-то не слышал, чтобы вы предлагали свои услуги.

Холмс не стал парировать этот выпад. Вместо этого он бросил взгляд в мою сторону:

— Мы приближаемся, Ватсон.

— О чем речь? — воскликнул Лестрейд.

— Говорите, четвертое? Вы, без сомнения, имеете в виду четвертое зафиксированное убийство?

— Зафиксированное или нет, Холмс…

— Я хочу сказать, что у вас не может быть уверенности. Вы обнаружили тела четырех жертв Потрошителя. Но могли быть и еще — предположим, они расчленены и тщательно скрыты или уничтожены.

— Приятная мысль, — пробормотал Лестрейд.

— По поводу четвертой жертвы… Я хотел бы взглянуть на тело.

— Там, в морге. А вот и доктор Мюррей. Он тут командует.

Доктор Мюррей был бледен лицом и худ, как скелет. Мне понравилась его сдержанная манера поведения. В нем чувствовалась внутренняя отрешенность, часто свойственная тем, кто имеет дело с трупами. Лестрейд представил нас, доктор коротко поклонился и сказал:

— Я тут командую, это верно, но меня больше знают как директора соседнего приюта. Там у меня хоть какие-то возможности помогать людям. Бедняги, которые попадают сюда, уже не нуждаются ни в помощи, ни в поддержке.

Лестрейд повел нас к дверям, за которыми стоял едкий запах формалина, слишком хорошо знакомый мне со времен службы в Индии.

Помещение, в котором мы оказались, наглядно демонстрировало, как мало мы уважаем достоинство покойников: даже не комната, а длинный широкий коридор; стены и потолок покрыты грубой побелкой. По одной стороне тянулись подмостки, на которых почти вплотную друг к другу громоздились деревянные столы. Больше половины из них были заняты застывшими фигурами, прикрытыми простынями. Лестрейд повел нас в дальний конец.

Там тянулась другая платформа со своими столами и останками тех, кто еще недавно были людьми. Она была чуть выше, чем предыдущая, и над ней была надпись «Сегодняшние трупы».

— Анни Чэпмен, — мрачно сказал Лестрейд. — Последняя жертва нашего мясника. — С этими словами он откинул простыню.

Холмс всегда был объективен и сдержан во всем, что касается преступности, но сейчас на его лице отразились

жалость и скорбь. Должен признаться, что и у меня — при том, что я-то уж привык к виду смерти и в постели, и на поле боя, — даже у меня перехватило дыхание. Девушка была выпотрошена, как скот на бойне.

К своему удивлению, я увидел, что Холмс разочарован.

— На лице нет шрама, — словно сетуя, пробормотал он.

— Потрошитель не уродует лица, — сказал Лестрейд. — Он уделяет внимание более интимным частям тела.

Холмс превратился в воплощение холодной аналитичности. Сейчас он был прозектором в анатомичке.

— Ватсон, обратите внимание на мастерство, с которым он занимался своей дьявольской работой. Это доказывает то, о чем мы читали в прессе. Злодей не нападает на кого попало.

Лестрейд осклабился:

— Вот уж в том, как он располосовал ей живот, нет ничего искусного, Холмс. Потрошитель пользовался мясницким тесаком.

— Но до того живот был вскрыт, и, возможно, хирургическим скальпелем, — сказал Холмс.

Лестрейд пожал плечами:

— Второй удар, в сердце, был тоже нанесен большим ножом.

— Левая грудь, Лестрейд, ампутирована с незаурядным мастерством, — содрогнувшись, указал я.

— Похоже, хирургические приемы Потрошителя меняются в зависимости от того, сколько у него времени, — просветил нас инспектор. — Порой они еле заметны — в тех случаях, когда ему помешали в этих дьявольских занятиях.

— Вынужден скорректировать кое-какие идеи, которые я сформулировал с излишней торопливостью. — Холмс, казалось, разговаривает сам с собой. — Без сомнения, сумасшедший. Но умный. Может, просто блистательный.

— То есть вы признаете, мистер Холмс, что Скотленд-Ярд имеет дело не с идиотом?

— Более чем уверен, Лестрейд. И я буду счастлив оказать вам любое содействие, в меру своих скромных способностей.

Лестрейд вытаращил глаза. Он никогда раньше не слышал, чтобы Холмс умалял свои таланты. Полицейский замялся в поисках достойного ответа, но так и не нашел — настолько был изумлен. Тем не менее он быстро спохватился и придал голосу привычные интонации:

— А если вам повезет схватить злодея…

— Я ни на что не претендую, Лестрейд, — сказал Холмс. — Можете заверить Ярд, что вся слава достанется полиции. — Помолчав, он мрачно добавил: — Если она вообще будет. — Холмс повернулся к Мюррею: — Вы позволите нам осмотреть ваш приют, доктор?

Доктор Мюррей поклонился:

— Сочту за честь, мистер Холмс.

В этот момент открылась дверь, на пороге появилась неуклюжая фигура и неверной шаркающей походкой приблизилась к нам; меня поразила совершенная пустота взгляда. Вялые черты лица, полуоткрытый слюнявый рот — все говорило, что перед нами идиот. Волоча ноги, он подошел к платформе и бросил бессмысленный взгляд на доктора Мюррея, который улыбнулся ему, как ребенку.