Шерлок Холмс против Джека Потрошителя
Шрифт:
— Вот и Пьер. Можешь прикрыть тело.
В пустых глазах мелькнуло понимание. Я не мог не подумать, что он ведет себя как преданный пес, получивший подачку от доброго хозяина. Мы спустились с платформы.
— Я ухожу, — сказал Лестрейд, морщась от формалина. — Если вы получите какую-либо информацию, мистер Холмс, — учтиво сказал он, — прошу вас, без промедления свяжитесь со мной.
— Благодарю вас, мистер Лестрейд, — в тон ему ответил Холмс. Видно было, что до окончания этой жуткой истории два сыщика решили заключить перемирие — первое такого рода, должен заметить.
Когда мы покидали морг, я обернулся: Пьер аккуратно
Глава 4
ПРИЮТ ДОКТОРА МЮРРЕЯ
— Каждый делает, что может, — помолчав, сказал доктор Мюррей, — но в таком городе, как Лондон, это напоминает попытку ложкой вычерпать море. Море нищеты и отчаяния.
Выйдя из морга, мы пересекли двор, вымощенный каменными плитами. Старое здание приюта когда-то служило конюшней — длинное низкое каменное строение, где и сейчас отчетливо были видны места для денников. Стены здесь тоже были в побелке, присутствовал и неизменный аромат формалина, но к нему примешивались запахи лекарств, овощного супа и немытых тел. Чтобы приспособить конюшню для приюта, денники расширили и превратили в отдельные каморки, вдвое, а то и втрое больше их первоначальных размеров, и поставили там топки. Таблички с черными буквами определяли спальные места для мужчин и женщин. Имелась также амбулатория и приемная с каменными скамьями. Висел указатель: «В часовню и в столовую».
Занавеска перед входом в женскую спальню была задернута, но мужская открыта настежь — несколько бедолаг самого жалкого вида спали на железных койках.
Перед больничным отсеком ждали трое пациентов, а в амбулатории сидел огромный, звероподобный мужчина, у которого был такой вид, словно он только что вылез из каминной трубы. Он следил с мрачной ухмылкой, как симпатичная молодая особа возится с ним. Громадная его ножища лежала на низкой подставке, молодая женщина заканчивала бинтовать ее. Поднявшись, она отбросила со лба завиток темных волос.
— У него глубокий порез осколком стекла, — сказала она доктору Мюррею.
Доктор нагнулся проверить повязку, уделив этой лапище не меньше внимания, чем оказывают пациентам в кабинетах на Харли-стрит.
— Вам надо явиться завтра и сменить повязку, — заботливо сказал он. — И не беспокойтесь, заживет.
Этому чурбану было полностью чуждо чувство благодарности.
— Я не могу ботинок натянуть. Как мне прикажете шлепать?
Он говорил таким тоном, как будто доктор несет за него ответственность, и был так бесцеремонен, что я не сдержался:
— Если бы вы, милейший, были трезвы, то, скорее всего, не наступили бы на битое стекло.
— Тоже мне учитель, — нагло ответил он. — Человек имеет право разок пропустить пинту!
— Сомневаюсь, что вы ограничились пинтой.
— Подождите, пожалуйста, несколько минут, — прервал нас доктор Мюррей. — Я попрошу Пьера принести вам трость. У нас есть для таких случаев. — Потом он обратился к молодой женщине: — Салли, это мистер Шерлок Холмс и его коллега доктор Ватсон. Джентльмены, это мисс Салли Янг, моя правая рука. Не знаю, как бы приют существовал без нее.
Салли протянула нам изящную руку.
— Очень приятно, — спокойно и сдержанно сказала она. — Я слышала о вас. Но не предполагала, что встречу столь известных людей.
— Вы очень
Она исключительно тактично упомянула и меня, простую тень Шерлока Холмса, и я поклонился.
— Я сам принесу трость, Салли, — сказал доктор Мюррей. — Покажешь приют нашим гостям? Может, они захотят осмотреть часовню и кухню.
— Конечно. Вот сюда, пожалуйста.
Доктор Мюррей заторопился в морг, а мы последовали за мисс Янг, но совместной прогулки не получилось. Едва мы вышли за дверь, как Холмс решительно сказал:
— Наше время ограничено, мисс Янг. Давайте закончим осмотр в следующий раз. Сегодня нас привели профессиональные причины.
Девушка не выказала удивления.
— Понимаю, мистер Холмс. Я чем-то могу быть полезной?
— Возможно. В свое время вы сдали некую вещь в ломбард на Грейт-Хиптон-стрит. Припоминаете?
Без секунды промедления она ответила:
— Конечно. Это было не так давно.
— Вы могли бы рассказать нам, как набор попал к вам и почему вы решили заложить его?
— Охотно. Он принадлежал Пьеру.
Я поразился; на лице Холмса не дрогнул ни единый мускул. Он уточнил:
— Тому бедняге, который ничего не соображает?
— Да, очень жаль его, — сказала девушка.
— Осмелюсь предположить, он безнадежен, — сказал Холмс. — Мы видели его несколько минут назад. Что вам известно о нем?
— Ничего. Но само его появление у нас, должна сказать, было довольно драматично. Как-то поздней ночью я проходила через морг и заметила его: он стоял у трупа.
— И что он делал, мисс Янг?
— Ровно ничего. Просто стоял. Он был в таком потерянном состоянии, что нельзя было о нем не позаботиться. Я отвела его к дяде. С тех пор он и живет здесь. Не думаю, что его разыскивает полиция; во всяком случае, инспектор Лестрейд не проявил к нему никакого интереса.
Мисс Салли Янг заметно выросла в моих глазах. Она способна на незаурядное мужество. Девушка, которая может ночью пройти через этот склеп, видит страшноватую фигуру Пьера, стоящую у трупа, — и не убегает в ужасе!
— Вряд ли это можно считать критерием… — начал Холмс и умолк.
— Прошу прощения, сэр?
— Случайная мысль, мисс Янг. Прошу вас, продолжайте.
— Мы пришли к выводу, что кто-то привел Пьера к приюту и оставил здесь, как матери оставляют своих незаконнорожденных детей у ворот монастыря. Доктор Мюррей обследовал его и обнаружил следы ужасных ран, как от жестоких побоев. Раны на голове затянулись, но с тем сумеречным состоянием, в котором постоянно находится его мозг, ничего поделать нельзя. Мы убедились, что он безобиден, а он изо всех сил старается помогать нам, видите, даже обрел тут постоянное место. Мы, конечно, и в мыслях не имеем отправлять его обратно в мир: он там не сможет существовать.
— А хирургический набор?
— У него был при себе узелок с носильной одеждой. Среди нее и находился этот футляр, единственная ценная вещь из его имущества.
— Что он рассказывал вам о себе?
— Ничего. Говорит он с трудом, лишь отдельные слова, да и те сложно разобрать.
— Но его имя… почему Пьер?
Она засмеялась и порозовела.
— Это я взяла на себя смелость окрестить его. У него на одежде были французские ярлычки. Кроме того, был цветной носовой платок с вышитой по-французски надписью. Вот и все причины, почему я стала звать его Пьером, хотя я уверена, что он не француз.