Шерлок Холмс против Джека Потрошителя
Шрифт:
— А сама рукопись тебя не заинтересовала?
— Конечно, заинтересовала. — Эллери против воли взял ее и пролистал.
— И это мой старый друг! — Эймс встал. — Почему ты ее себе не оставишь? Тем более что она и адресована лично тебе. А я время от времени буду докладываться тебе…
— Сделай интервалы подлиннее.
— Как скажете, сэр. Ладно, постараюсь тебе надоедать минимально.
— А лучше — еще меньше. Ну все, пора отвалить, Грант. Я совершенно серьезно.
— Ты, друг мой, беспросветно скучен. В тебе нет ни капли юмора. — Эймс
Оставшись в одиночестве, Эллери немного постоял посреди комнаты. Потом положил все-таки рукопись на диван и подошел к письменному столу. Уставился на клавиатуру пишущей машинки. Клавиши уставились на него. Он опустился в кресло-вертушку, посидел так, придвинул кресло поближе. Почесал нос.
Рукопись тихонько лежала себе на диване.
Эллери вставил в машинку лист чистой бумаги. Вскинул руки, размял пальцы и начал печатать. Быстро отщелкав несколько строк, он остановился и перечел последнюю.
«Господь знает, — сказал Никки, — кто приносит ему хитрые дары».
— Сдаюсь! — сказал Эллери. — Еще одну главу!
Он, вскочив, кинулся к дивану, схватил рукопись, открыл ее и углубился в третью главу.
Глава 3
УАЙТЧЕПЕЛЬ
— Кстати, Холмс, куда делся Уиггинс? — спросил я ближе к полудню у нас на Бейкер-стрит.
Накануне вечером, когда мы на скорую руку перекусывали на вокзале по возвращении из Ширского замка, Холмс вдруг сказал:
— Сегодня в Алберт-Холле играет молодой американский пианист Бентон. От всей души рекомендую вам послушать, Ватсон.
— Я и не знал, что Штаты способны производить талантливых пианистов.
Холмс засмеялся:
— Ну-ну, мой дорогой друг! Пусть себе американцы идут своим путем. Они встали на него более столетия назад и неплохо справляются.
— Вы хотите, чтобы я составил вам компанию? С удовольствием.
— Нет. Надеюсь, этот концерт скрасит вам вечер. Я прикинул, что кое-какие изыскания лучше всего провести попозже.
— В таком случае я предпочитаю мягкое кресло у камина в обществе ваших прекрасных книг.
— Я бы посоветовал вам новинку — «Хижина дяди Тома» некоей американки по фамилии Стоу. Очень волнующее повествование. Оно могло бы заставить нацию исправить огромную несправедливость, которую я считаю одной из причин войны между штатами. Мне пора. Может, еще застану вас у камина, и мы пропустим рюмочку перед сном.
Однако вернулся Холмс очень поздно, я уже был в постели, и он не стал будить меня. Так что встретились мы только за завтраком. Я надеялся услышать рассказ о ночных похождениях, но напрасно. Он явно никуда не спешил и, облачившись в свой халат мышиного цвета, неторопливо наслаждался чаем, время от времени выпуская из своей любимой глиняной трубки густые клубы табачного дыма.
Внезапно на лестнице послышался топот множества ног, и к нам ворвалась дюжина самых грязных, самых оборванных уличных мальчишек. Они составляли
— Смирно! — приказал Холмс, и сорванцы застыли ломаной линией, изображая на своих чумазых физиономиях то, что они считали боевой готовностью.
— Итак, вы нашли его?
— Да, сэр, нашли, — ответил один из команды.
— Это я, сэр! — вмешался другой и расплылся в улыбке, демонстрируя щербину на месте трех выпавших зубов.
— Очень хорошо, но мы работаем командой, — строго сказал Холмс. — Без личной славы. Один за всех и все за одного.
— Да, сэр, — откликнулся хор.
— Докладывайте.
— Это в Уайтчепеле.
— Ага!
— На Грейт-Хиптон-стрит, рядом с переходом. Улица узкая, сэр.
— Очень хорошо, — опять сказал Холмс. — Вот ваш гонорар. Пока всё.
Он дал каждому мальчишке по блестящему шиллингу. Они радостно высыпали на лестницу, и скоро мы услышали с улицы их звонкие голоса.
Холмс принялся выбивать пепел из трубки.
— Уиггинс? О, он в полном порядке. Служит в армии ее величества. На последнем письме от него была африканская почтовая марка.
— Насколько я припоминаю, он был способным юнцом.
— Как и все они. Но количество маленьких бродяг в Лондоне не уменьшается. А теперь надо кое-что выяснить. Двинулись.
Чтобы предсказать, куда мы направляемся, особого ума не требовалось. Я совсем не удивился, когда мы остановились перед окном ломбарда на Грейт-Хиптон-стрит в Уайтчепеле. Улочка, как Холмс вычислил, а его команда подтвердила, была узкая, с высокими зданиями на противоположной стороне. Когда мы явились, луч солнца как раз упал на стекло с надписью: «Джозеф Бек. Займы».
Холмс указал на витрину:
— Футляр лежал вот здесь. Видите, Ватсон, куда падает солнце?
Я только кивнул. Вроде бы привык к безошибочной точности суждений Холмса, а все не переставал изумляться, когда они подтверждались.
В помещении нас встретил невысокий полноватый человек средних лет, с нафабренными усами и военной выправкой. Джозеф Бек был олицетворением немецкого торговца, и то, как он пыжился походить на прусского солдата, выглядело довольно смехотворно.
— Чем могу служить, господа? — По-английски он говорил с сильным акцентом.
Я предположил, что мы сильно отличаемся от его обычных клиентов, живущих в этом районе; возможно, он надеялся получить от нас в залог ценную вещь. Он звучно щелкнул каблуками и застыл, полный внимания.
Холмс сказал:
— Приятель недавно преподнес мне подарок. Набор хирургических инструментов, приобретенный у вас.
Маленькие выпуклые глазки герра Бека изобразили понимание.
— Да?
— Но там не хватает одного инструмента. Я хотел бы дополнить набор. У вас есть какие-нибудь хирургические инструменты, из которых я мог бы подобрать недостающий?