Шестая жизнь Дэйзи Вест
Шрифт:
— Да, примерно так я и сказал, — соглашается Мэтт. Он снова улыбается во весь рот, и, зная теперь, что происходит с Одри и как грустно должно быть сейчас Мэтту, я понимаю, что эта улыбка — настоящее сокровище.
— Нет, ну все же, что ты им сказал? — спрашиваю я, любуясь его профилем. Золотистые лучи заката подчеркивают линии лица, а все вокруг постепенно растворяется в дымке подступающих сумерек. Кажется, будто я смотрю на его портрет, обработанный в графическом редакторе при помощи фильтра, позволяющего делать из современных фотографий старинные. Мне нравятся его густые
— Сказал, что ты из маленького городка и потерялась, попав в большой город, — говорит Мэтт, вырывая меня из плена фантазии. — Объяснил, что ты испугана и нуждаешься в моей помощи.
— И все.
— Все.
— И они не рассердились из-за того, что ты не хочешь остаться дома и посидеть с Одри? — спрашиваю я.
— Нет, они все понимают, — отвечает Мэтт серьезным тоном. — Если бы я остался, то просто сидел бы и смотрел на нее, а ей это не нравится. Она сказала всем, что хочет побыть одна.
— Странно, что она не рассказала мне об этом, — говорю я. — Это не какая-нибудь ерунда, и не поделиться таким секретом с другом…
Говоря это, я понимаю, какая ирония сокрыта в моих словах, хотя, конечно, Мэтту трудно ее понять.
Мэтт снова поворачивается ко мне и смотрит с добротой во взгляде.
— Да нет, Дэйзи, ты не совсем правильно все поняла. Дело ведь не в том, что Одри чего-то стыдится и поэтому не хотела с тобой делиться. Проблема в том, что ее старые друзья чего-то испугались, когда узнали о болезни, и перестали общаться с ней.
— Это очень плохо, — говорю я.
— Не все и не сразу, но постепенно ситуация сложилась так. Сначала все старались ее поддержать. Но потом она перестала заниматься бегом, ходить по клубам и посещать вечеринки. И люди постепенно перестали звонить. Возможно, ты ее единственная подруга.
Я, не выдержав, улыбаюсь в ответ.
— Она тоже моя единственная подруга, — говорю я тихо. Меган, думаю я про себя, мне больше как сестра, а значит, так оно и есть.
Взглянув в окно, я вижу, что мы уже приближаемся к Омахе.
— Эй, a как же я? — спрашивает Мэтт шутливым тоном. — Я же тоже твой друг.
Я, игриво улыбаясь, смотрю на него.
— Ах, да. Чуть не забыла про тебя.
14
Я не видела Одри всего два дня, но за это время она как будто постарела на несколько лет. Мэтт с родителями предложили мне пойти в спальню к Одри одной, и, взглянув на нее с порога, я с трудом сдерживаю слезы. Одри лежит на спине, закрыв глаза. Руки, прижатые к бокам, лежат поверх покрывала. Лицо бледное, как у призрака, и выделяется своей белизной даже на фоне белой наволочки. Я не знаю, что сказать, и не решаюсь двинуться с места. Размышляя над этим, я рассматриваю надписи на черной стене. Там появилась новая цитата. Это что-то вроде пословицы: «Упал семь раз, встань восемь».
Я, грустно улыбаясь, стою без движения и смотрю на Одри. Она открывает глаза.
— Привет, — говорю я шепотом.
— Да
— Прости, что разбудила, — продолжаю я уже обычным голосом.
— Ты меня не разбудила, — говорит Одри. — Я не спала. Я медитировала.
— А, понятно, — говорю я, кивая и стараясь определить, шутит она или нет. Никак не могу понять, устраивает ли она представление специально для меня или ведет себя естественно. Я испытываю неловкость и, переминаясь с ноги на ногу, стою посреди комнаты. Потом решаю, что пора перестать гадать. — Что ж, — продолжаю я, — спасибо, что рассказала мне о своей болезни.
Одри снова смеется. Вид у нее бледный, а смех веселый. Я делаю еще пару шагов вперед и осторожно присаживаюсь на край кровати.
— Упс, — говорит она.
— Упс? — удивленно переспрашиваю я.
— Упс, — повторяет Одри, пожимая плечами. — Как-то вот не вышло.
— Да ничего, — говорю я. — Все понятно. Но ты не волнуйся, я тебя не боюсь.
— Спасибо, Дэйзи, — отвечает она с нежностью.
— Тебе уже лучше?
— На самом деле, да. Мне гораздо лучше. В больнице мне дали обезболивающее, и вчера я почти весь день спала. Сильная штука. Конечно, хоть мне и лучше, родители все равно заставят лежать в постели еще пару дней.
Я киваю, размышляя над тем, что бы еще сказать.
— Кстати, я тут недавно твое письмо прочла, — говорит Одри. — Прости, что сразу не могла ответить. Мне не понравилось, что родители затащили тебя в Канзас-Сити насильно. И, конечно же, я на тебя не сердилась. Как ты могла такое вообразить?
— Не знаю, — признаюсь я постепенно затихающим голосом. — Просто… В общем, уже все прошло.
— Ну и хорошо, — говорит Одри. — Да, кстати. Тебя брат забрал из Канзас-Сити? Что случилось?
Я осторожно подбираюсь ближе и нагибаюсь к Одри, держась рукой за спинку кровати, как утром, когда рядом лежал Мэтт.
— Мне нужно о многом тебе рассказать, — говорю я, широко улыбаясь вопреки не слишком располагающей к этому обстановке.
Одри садится, устраивается поудобнее и смотрит на меня с явным интересом.
— Ну, давай же, рассказывай, — говорит она.
Поняв, что откладывать неприятный звонок уже бессмысленно, я набираю номер Мэйсона. Я сильно нервничаю, и меня даже начинает слегка мутить: наверное, то же самое чувствуют все дети, нарушающие правила. Услышав, что он взял трубку, я вся подбираюсь в ожидании взбучки. Однако Мэйсон ведет себя вовсе не так, как я ожидала.
— Как у тебя дела, Дэйзи? — спрашивает он обеспокоенным голосом.
От удивления я не сразу нахожусь что сказать.
— Дэйзи, ты меня слышишь?
— Да, — говорю я, смущенно покашливая. — Слышу. Я здесь.
— Что с тобой? — снова спрашивает Мэйсон.
— Все в порядке, — говорю я замирающим голосом. — Я хотела…
— Ты хотела повидаться с подругой, — заканчивает за меня фразу Мэйсон.
— Да, — признаюсь я.
— Я понимаю, — говорит Мэйсон, смягчаясь. — Только зря ты со мной об этом сразу не поговорила.