Шестой иерусалимский дневник (сборник)
Шрифт:
782
Всё утрясётся худо-бедно,
и глупо – плакать предварительно,
хотя слезу пускать не вредно,
а для души – весьма целительно.
783
Победа неожиданно видна,
отсюда у неждавших нервный тик,
победа начинается со дна,
которого поверженный достиг.
784
Живу – как на отменном карнавале,
меж тем, как на планете, где так дивно,
нет
семейно, в одиночку, коллективно.
785
Ничуть не осуждаю мельтешение,
оно и не смешно, и не плачевно,
кишение приносит утешение
тоски, что бытиё твое никчемно.
786
Судьба течёт моя, а не чужая,
Творцу навряд ли стыдно за творение,
и счастлив я, легко перемежая
писание херни и говорение.
787
И мудро – учинять посильный пир,
хотя не время, ветрено и шумно,
а глупо – полагать, что Божий мир
задуман был гуманно и разумно.
788
Теперь пускай уже другие
трудом живут богоугодным,
и пусть их мускулы тугие
лоснятся потом благородным.
789
Я часто вспоминаю про тюрьму —
про мерзости, про страхи, унижения,
я очень ей обязан потому,
что понял цену самоуважения.
790
Каждый день мою жизнь урезает,
водку новые пьют поколения,
но строка на строку наползает,
и слабеют печали дряхления.
791
Пылая истово и страстно
(всё изнутри то жжёт, то душит),
не беспокой Творца напрасно —
пожаров личных Он не тушит.
792
Пошли теперь совсем иные песни,
и устный трёп мой дух не бередит,
а книга мне гораздо интересней,
чем самый просвещённый эрудит.
793
Когда я в мышцах был неслаб
и наслаждался бездуховностью,
мы приамуривали баб
своей немедленной готовностью.
794
То, что мы теряем без возврата —
всё пустяк и мелочь, милый друг,
подлинная личная утрата —
это помираешь если вдруг.
795
Я водку пью, и виски, и вино —
в количествах, каких душа запросит;
мне выздороветь если суждено,
то выпивка судьбу не перекосит.
796
На улице встретил рекламу свою;
забыв поручения спешность,
застыл, как безумный, и молча стою:
какая
797
Грустно думать под вечер мужчине
о своей догоревшей лучине.
798
Болезней нынче выдумано столько —
и каждой срок сокрытости дарован —
что век живёшь, не ведая, насколько
ты дремлющей взрывчаткой фарширован.
799
Прохвосты, прохиндеи, проходимцы,
заметные по хватке и масштабам, —
фортуны вековечные любимцы
(нескучность мужиков любезна бабам).
800
Бывало время взлёта и упадка,
бывал еврей иллюзий диких пленником,
однако наша главная загадка —
в ползучей неприязни к соплеменникам.
801
Писать мудрёно – просто неприлично,
душе нужна при чтении приятность,
мудрёное всегда косноязычно,
а мне мила прозрачная понятность.
802
Целители, гадальщицы и знахари,
которые с невидимым на «ты», —
отменные, признаться надо, пахари
на ниве нашей дикой темноты.
803
Живу, как выжатый лимон,
в отдохновении глубоком;
отбыв лечебный угомон,
опять нальюсь горячим соком.
804
Усердно ища соответствия,
не видит мыслителей каста,
как ловко причины и следствия
местами меняются часто.
805
С тех пор, как этот мир содеян,
мы ищем путь по бездорожьям,
но верим дьявольским идеям
гораздо более, чем Божьим.
806
Пишу я то стихи, то мемуары,
и с ними же – со сцены выступатель,
а к вывеске «Культурные товары»
охотно притекает покупатель.
807
Впитывая жадно, словно губка,
все на свете что, когда и как,
я потом пыхчу, как мясорубка,
делая из этого форшмак.
808
Старость – это трудная стезя,
много в ней невидимых заборов,
и на всё покласть уже нельзя
из-за частых старческих запоров.
809
Таю немногое, а в частности —
один существенный момент:
в моей публичной безучастности
брезгливость – главный компонент.