Шлак 4.0
Шрифт:
Рассказывать, что произошло в Приюте несколько недель назад и какую роль во всём этом мне пришлось сыграть, я не стал. Не самая лучшая, я бы сказал, роль, так что не знают — и хорошо. Впрочем, о Приюте тут же все позабыли. Гвидон водил пальцем над схемой, прикидывая, кому и где расположиться.
— Лес от оврага далеко?
— Метров четыреста.
— Ага… Значит, сделаем так. Фломастер и Алиса лягут на опушке. Фломастер, свей себе гнёздышко, а лучше два, и жди указаний. Алиса, ты на связи. Гном, сядешь на бугор. Сместись в сторонку, чтобы
Гвидон самолично назначил себя координатором, однако никто оспаривать этого не стал. Опытней его в Загоне разве что Гук.
— С оружием бы сначала определиться и на местности побывать. Потом будут вопросы, — за всех сказал Твист.
— Согласен. Утром выходим в Развал, я договорюсь, нас выведут. Дон, у тебя штрих-код прежний?
— Да вроде не меняли.
— Надо поменять. Ты в списках нарушителей Свода, любая проверка покажет отрицательный статус и выдаст ордер на арест.
— Пусть попробуют.
Под плащом у меня снова висел калаш. Гвидон вернул его, правда, в рожке оставалось всего двенадцать патронов, но экономить я умею. Жаль, не вернул пистолет, его инструктор оставил себе, не смотря мои возмущения.
— Собрался со всем Загоном воевать? — нахмурился Гвидон. — Здесь одних только варанов три сотни, прибавь к ним столько же внешников. Плюс половина Петлюровки за оружие взяться готова, если на тебя ориентировка придёт. На себя насрать, о других подумай.
— Да я-то причём? Что накололи после станка, с тем и живу. Какие претензии, дядь Лёш?
— Пока никаких, но могут появиться. Сходи к Хрюше, он код твой переформатирует, поменяет номер. И бриться не вздумай. Твои фотографии на каждом столбе висят. А ещё лучше рожу повяжи, как будто зуб болит.
— Ты на меня ещё намордник нацепи и на четвереньках передвигаться заставь, — буркнул я.
— Надо будет — заставлю. Как стемнеет, отправляйся в «Отвёртку». Спросишь бармена, он скажет, где Хрюшу найти.
Я недовольный забрался в свой угол. Без нанограндов чувствовал себя разбитым, неуверенным, руки подрагивали. Состояние будто с похмелья. Глаза шныряли по сторонам, словно где-то тут должна лежать доза, пусть даже неполная, мне сейчас любая сойдёт.
Подошла Алиса, присела рядом.
— Не злись на дядю Лёшу. Он пусть и ругается, но хороший. Если потребуется, он за меня умрёт.
— Я тоже за тебя умру.
— Я знаю.
Она погладила меня по щеке, и мне так захотелось её поцеловать, но, боюсь, одним поцелуем дело не закончится, а кругом люди, пришлось переводить разговор в другое русло.
— Кто такой Хрюша?
— Сисадмин аналитического отдела. Бывший, разумеется. Сейчас занимается нелегальной прошивкой планшетов и кодов. Вот возьми.
Она протянула мне платёжную карту.
— Зачем?
— С Хрюшей расплатишься. Здесь чуть больше четырёх сотен, за прошивку он берёт шестьсот, скажешь,
— У меня тоже была где-то платёжная карточка, — я обстукал карманы. — На свалке у мусорщика вытащил.
— Это она и есть. Мы позаимствовали её у тебя, пока ты без сознания был.
Я усмехнулся.
— Вы, ребята, меня всего обобрали.
— Во время войны всё общее.
— А ты? — взял я её за руки.
— Я исключение. Но не сейчас. У нас ещё будет время, Дон, обязательно будет. А теперь иди. Помнишь, где находится «Отвёртка»?
Конечно, помнил. У меня с этим кабаком столько воспоминаний, что лучше бы забыть.
Я вышел на улицу. Заматывать лицо не стал, и без того не узнают. Во-первых, уже достаточно стемнело, во-вторых, двухнедельная щетина кого угодно замаскирует, в-третьих, наивного заяц с добрыми глазами из первого шоу давно победил проводник. Я сам себя перестал узнавать, и иногда, увидев отражение в зеркале, вздрагиваю. Вот до чего огрубел. Ну а плащ — здесь таких хватает. Шьют их, как оказалось, не только миссионеры, и на подкладках некоторых изделий без труда можно найти лейбл: made in Petlurovka.
Нора наша располагалась в утробе внешнего террикона. Таких нор в нём было понакопано множество. Через каждый десяток шагов виднелось отверстие, прикрытое дощатой дверью или вовсе завешенное грязной рогожей, да ещё в два этажа. Вокруг мусор, отходы и прочее дурно пахнущее дерьмо. Сам райончик так и назывался — Нора. Я слышал про него, но бывать не доводилось. Хотя вру, однажды повезло. Справа от меня находился тот самый кабак, где я набирал свою команду охотников. «Простреленный заяц» или что-то вроде того. Жуткое место. Жили здесь в основном галимые отморозки, дешёвые проститутки и всякие нюхачи-грантоеды, которым давно пора переселяться на свалку. В нашем положении это наиболее подходящее местечко: недорого и искать вряд ли станут.
С уходом нанограндов, своё ночное виденье утратилось, но интуиция, слава богу, осталась. Пусть действовала не так далеко, всего-то на дюжину шагов, но и этого хватило, чтобы почувствовать опасность. Возле кабака, там, где тень была более густой, пульсировали три кляксы. Какие-то местные гопники вышли на тропу войны. Подойдя почти вплотную, я откинул полу плаща, демонстрируя воронёную сталь автомата, и спокойно проговорил:
— Даже не думайте, суки.
Суки не ответили, вообще ничем не выдали своё присутствие, однако пульсировать перестали, стало быть, больше не думают.
Я запахнул плащ и двинулся дальше.
В длину Петлюровка растянулась примерно на километр, «Отвёртка» находилась ближе к центру. Место намоленное, изобилующее кабаками, игорными залами, борделями, и народ стекался сюда не только из окрестных трущоб, но и из жилых блоков. Музыка и женский смех неслись из всех щелей, магнитом притягивая к себе мужскую часть населения. От второго эвакуационного выхода ходила пассажирская электроплатформа, и надо отметить, что свободных мест в ней не было.