Шлак 4.0
Шрифт:
Четыре дня я провалялся в полубреду, то приходя в себя, то вновь впадая в беспамятство, а потом вдруг осознал, что выздоровел. Ничто не болело, голова ясная. Только внутри пустота, словно не хватает чего-то.
Чего?
Я сел на нарах, спустил ноги на пол. По-прежнему голый, босый. Рядом ни штанов, ни какой-нибудь тряпки, чтобы прикрыть срам. Встал, завернулся в одеяло. Пахло пылью, потом, крапивницей. Под голыми ступнями ощущался холод земли. Где я?
Возле нар на кособоком столике горел жировой светильник. Маленький огонёчек трепетал при каждом колыхании воздуха, того и гляди потухнет. Странно, что нет электричества, в Загоне оно есть везде, даже на свалке. Или я не в Загоне? Да нет же, в нём родимом. Но почему я не вижу в темноте? Впрочем, это как раз понятно. Наногранды
Я поднял светильник. Огонёк встрепенулся и стал как будто ярче, выхватив из темноты пол, стены, потолок. Всё земляное, словно могила. Но могилы такими большими не бывают, и в них нет нары, и нет подпорок, удерживающих потолок от обрушения. Более всего это походило на неудачную копию жилого блока, или даже на тот подвал, в котором я очутился после похищения.
На двух нарах лежали люди. Один спал, шевеля губами и посапывая, второй смотрел на меня. Молодой парень, не больше двадцати пять лет, худощавый, скуластый, на голове светлый ёршик, под носом щетинистые усики, призванные придать ему мужественный вид, но при этом совершенно не придававшие. Увидев, что я встал, он приподнялся на локте и ухмыльнулся:
— Ну ты чёрт. Везунчик. Никто не верил, что выживешь, хоть и заряжен был.
Я подошёл, присел на край нар.
— Ты сам-то кто?
— Будем знакомы: Фломастер, — он протянул руку.
— Слышал это имя на свалке. Гвидон говорил, пулю за меня поймал?
— Есть малость, — парень приподнял одеяло, показывая перевязанную выше колена ногу. — Ерунда, цепануло малость, через пару дней бегать буду.
— А где мы?
— В Петлюровке. Где ещё нам быть? А это нора в терриконе. Ушлые граждане копают, сдают нуждающимся, с того и живут. Райончик тоже Норой называется, так что это нора в Норе. Прикольно? Теперь здесь жить будем. Когда Мёрзлого прихватили, мы в пустоши были. Ты же знаешь Гвидона, его хлебом не корми, дай народ по пустоши погонять. Вот он и гонял. Хорошо хоть не по полной выкладке, а в шортах и маечках. Хотя, наверное, наоборот плохо. Если б со всей экипировкой, с оружием… — Фломастер замотал головой. — Или всё-таки хорошо? Короче, сам суди. Пока бегали, поднялась стрельба. Видел у нас тридцатимиллиметровые пушечки на крыше? Вот они и стреляли. Контора отправила против ЦБ четыре сотни варанов, специально с Земли доставили. Красивые, в полной упаковке. Половина прошли через полигон. Их никто не остановил, за своих посчитали. А вторая половина развернулась в цепь и рванула напрямую по пустырю, их-то пушки и встретили. Баран тот, кто варанами командовал. Два десятка положили от нечего делать. Нахера, спрашивается, в открытую переть? Остальных тоже бы перебили, но подошла первая половина. Уложили взрывчатку, выбили дверь и зачистили весь Центр. И у нас и у них потери были серьёзные, но их почти в шесть раз больше. Наши в это время кто на внешке сидел, кто как мы… В общем, если бы мы по полной форме пустошь пугали, то по-любому варанам в спину ударили, и полегли бы как один, глупо и геройски. Вот я и не знаю, хорошо, что мы без оружия были или плохо? — он снова тряхнул головой. — Короче, Гвидон велел затихариться. До темноты просидели у реки, а ночью обошли полигон и рванули в Петлюровку. Гвидон нашёл кого-то из местных, договорился, нас в Нору определили. Пять дней куковали, кто-то даже работу нашёл. Прикинь? А на шестой день вечером пришла команда, типа, надо кого-то со свалки вытащить. Оружия ноль, одежда сам видел. Гвидон дельный командир, добыл где-то платформу, три ружья на восемь человек. Но делать нечего, поехали. По дороге Алису Вячеславовну подобрали и с ней бабёнку какую-то, нюхачку конченную. Она как в угол забилась, так до конца и не вылазила…
Я закусил губу. Получается, Данара всё время была с нами, и даже не подошла ко мне. Впрочем, почему она должна была подойти? Она уже другая. Прав Фломастер: конченная.
— Доехали до конца терриконов, — продолжал штурмовик, — и сухим руслом добрались до тебя. Забрали, привезли сюда. Пока ехали, ставки на тебя делали, выживешь или нет. Не обижайся только, ладно? Не со зла мы. Гвидон сказал, что выживешь, а мы все против. Тебе мусорщики в спину три пули загнали, с такими ранами не выживают. Пусть и заряженный ты был, но всё равно не выживают. Тамара Андреевна, когда
Три пули. Я почему-то думал, одну.
— На что хоть спорили?
— Да на что сейчас можно спорить? На щелбаны. Будут у нас лбы трещать.
— Стерпите. Остальные где?
— Кто где. За жильё-то платить полагается. Гном вышибалой в кабаке рядом, Алиса Вячеславовна на кухне. Помыть чё, принести.
Мысль, что Алиса, положенка, дочка Мёрзлого, в занюханном кабаке посуду моет, ради меня, как жена декабриста… Разве не приятно? Значит я для неё больше чем на пару раз.
— А женщина, которая нюхачка?
— Да под нарами где-то сидит. Дикая, боится всех, — Фломастер хмыкнул. — Но сама ничё так. Помыть бы её, причесать, подкрасить, классная бабёнка получится. Проституткой можно пристроить. Я б ей по самые гланды всандалил.
Я вбил кулак ему в нос. Без нанограндов сила не та, да и скорость тоже, но Фломастер всё равно хрюкнул, голова откинулась, из носа струйкой потекла кровь. Однако стенать и плакать не стал. Крепкий парнишка. Вскочил, ударил в ответ. Хорошо ударил, ладонью по уху наотмашь. Меня повело. Руки опустились, одеяло спало. Ждать, когда я приду в норму, Фломастер не стал и, не смотря на рану в ноге, пошёл вперёд, нанося короткие боковые: раз-два, раз-два. Я увернулся, присел, шагнул в сторону, поставил блок. Фломастер не унимался, продолжал бить. Силёнок ему хватало, дыхалки тоже, молодой, здоровый. Дважды неплохо зарядил мне в грудь. Я снова скользнул в бок и ударил левой под рёбра. Он согнулся, раскрылся, и я от души во второй раз приласкал его по носу.
Парнишку крутануло и бросило на нары. Он закашлялся, попытался подняться, я не позволил. Подскочил и кулаком в челюсть поставил точку в поединке.
— Молодец, — услышал я. — Как встал, так и пошёл кулаками махать. Сразу видно: поправился.
В дверях стоял Гвидон, из-за его плеча выглядывала Алиса.
— А он такой, дядя Лёш. Ага. Ему лишь бы подраться. Злая кровь покоя не даёт.
— Проводник, понятно дело. Не зря мы их отлавливали.
Я повернулся к ним. В запарке не сразу вспомнил, что стою голый. Когда вспомнил — твою мать! — резко присел, подобрал одеяло. Алиса засмеялась, Гвидон покачал головой.
— Приведи себя в порядок, боец, — и подошёл к Фломастеру. — Ну а ты как? Тебе-то чего не хватило?
Тот начал бубнить неразборчиво, не отошёл ещё от нокдауна.
Я обмотался одеялом, вернулся к своим нарам. Алиса присела рядом, губы по-прежнему расплывались в улыбке, ситуация казалась ей забавной.
— Зачем ты на него набросился?
— Выпросил.
— Последнее время у тебя часто выпрашивают.
— Фонарь не выпрашивал, — напомнил я ей за безобидного квартиранта. Что ни говори, а его кровь на её руках.
На мой упрёк Алиса лишь пожала плечами.
— Это была необходимость.
— Как выяснилось, не такая уж и необходимая необходимость. В Загон мы попали через задний проход.
— Он бы не дошёл, слаб был.
Какая она всё-таки циничная. Люди для неё не более чем средство достижения цели. Нигилистка, одним словом.
— Ладно, забыли. Одежда моя где?
— Загляни под нары.
Я заглянул. Там стояли берцы, стопочкой лежала одежда: чистая, сухая. Тут же разгрузка, тактический пояс. Стыдливо прикрываясь одеялом, я натянул штаны, обулся. Алиса следила за мной. Улыбка была то ли игривая, то ли издевательская, сложно понять, но в любом случае, меня она смущала.
— Ты могла бы не смотреть?
Алиса провела по губам кончиком языка, словно заигрывая, а вернее, раззадоривая.
— А я могу увидеть что-то новое?
Нового она вряд ли увидит. Что тут вообще может быть нового?
— Дон, — Алиса всплеснула руками, — ты стесняешься. О, Господи! Меня? Или ты боишься, что твоя жена увидит нас вместе? — игривость вдруг исчезла, голос зазвучал жёстко. — Так она не поймёт. Она не помнит тебя. Ты для неё тень, как и все остальные.
Может и тень. Да, скорее всего тень. Но она по-прежнему моя жена. Мы прожили семь лет, и взять вот так всё и выбросить из памяти… Нельзя, невозможно, и невозможно оттолкнуть Алису. Я помню, как она сидела рядом, пока я пластом валялся на нарах не в силах прожевать кусок крапивницы. Она делала это за меня: жевала и вкладывала кашицу в рот, чтобы я жил.