Шлак 4.0

Велесов Олег

Гвидон помог мне перевернуться на живот, ножом вспорол плащ, рубашку, ощупал рану. Я зашипел:

— Больно…

— Терпи. Выходное отверстие где?

Опаньки, об этом я как-то не подумал. Совсем забыл, что пули не только входят, но и выходят.

— Нет его.

— Значит, в тебе осталась. Это хуже. Так бы наногранды справились, а теперь без операции не обойтись. Ладно. Твист, берите его.

Возле меня возникла глумливая физиономия Твиста.

— Жив, говнюк?

— Что ж вы все так меня ненавидите? — прохрипел я, хотя в мыслях отметил, что рад видеть

эту поганую рожу. — Завидуете что ли?

— Ага, прям всю жизнь мечтал валяться с пулей в грудине. Зубы сцепляй.

Тут же на месте из куска брезента и верёвки соорудили подобие носилок, перевалили меня на получившуюся конструкцию и понесли вниз.

— Дон! — заорал вдруг Коптич. — Ты там не один? Кто с тобой?!

Совсем забыл! Как я чувствовал крыс в зоне своего восприятия, так и Коптич почувствовал Гвидона с компанией. Сейчас начнётся…

— Вперёд! Пошли, пошли! Огонь! Да стреляйте же, муфлоны!

Пустошь осветилась яркими вспышками и громом стрельбы. Человеку незнакомому с Территориями могло бы показаться, что начинается гроза. Вот только гроз здесь не бывает.

Гвидон тихо и без нервов отдавал команды:

— Гном, сдвинься влево. Твист, Фломастер, за камни. Прикрываете.

Когда меня перетаскивали через мост, я увидел, как инструктор, встав на колено и удерживая пистолет двумя руками, бил по крысам прицельно и не торопливо, а слева от него бухало ружьё Гнома.

Глава 12

Стрельба то затихала, то усиливалась, её эхо наверняка достигало Загона, и самое позднее через час здесь соберутся все патрули. Мои спасители спешили уйти как можно дальше, видимо, поэтому они никак не могли взять единый ритм, и дёргали носилки каждый в свою сторону, перекашивая их и заставляя меня шипеть от боли. Чтобы сдержать рвавшиеся с языка ругательства, я закусил большой палец, пытаясь одной болью перебить другую, и только похныкивал, когда очередной неудачный рывок бросал меня на грань потери сознания.

Вылечусь, найду каждого чёртова носильщика и заставлю почувствовать то, что чувствую сейчас я.

Носилки вдруг опустили на землю. Я выдохнул. Боль по-прежнему оставалась во мне, но стала уже не столь яркой, позволяя дышать и говорить. Я попросил воды, увы, меня не услышали, или попросту проигнорировали. Носильщики поменялись местами и двинулись дальше. Стрельба прекратилась, стало непривычно тихо, и если бы не шелест гравия под подошвами ботинок и тяжёлое дыхание, я бы решил, что оглох.

Носильщики ещё несколько раз останавливались и менялись местами. За это время прошли больше километра. Русло постепенно исчезало, поднимаясь, сглаживаясь и сливаясь с пустошью, и вскоре пропало вовсе. Слева от меня появились терриконы, сначала невысокие и неровные, как ссыпанные из грузовика земляные кучи; потом становились выше, выше и, наконец, превратились в горы. Почти сразу после этого вышли на дорогу. У обочины стояла тентованная электроплатформа, на борту был намалёван логотип Смертной ямы — перевёрнутый треугольник с кругом в виде пулевой отметины.

Меня положили в кузов, и

тут же нежные руки коснулись лица. Я вздрогнул.

— Алиса?

— Тихо, Дон, тихо. Тебе нельзя разговаривать. Береги силы.

— Как же так? Алиса… С Данарой что?

— Всё в порядке, не беспокойся.

— Но… Почему ты здесь?

Алиса приподняла мою голову и поднесла ко рту бутылку. Вода. Я стал пить, захлёбываясь и фыркая. Вода, вода! Ещё бы порошка на понюшку, чтобы наконец-то забыть о боли.

— Мне бы нюхнуть. А? Хоть немножко.

— Ничего нет, Дон, — Алиса, продолжала поглаживать моё лицо, и от её прикосновений я млел. — Прости, ни порошка, ни оживителя. Придётся потерпеть.

В кузов заглянул Гвидон.

— Как вы тут? Этот жив?

— Жив, дядя Лёш. Вы сами как? Все вернулись?

— Вернулись. Фломастера малость зацепило, — и обернулся, коротко приказав. — Садимся.

Кузов затрясся, вдоль бортов начали усаживаться люди. Я увидел берцы, приклад ружья. Заработал двигатель, платформа плавно сошла с места и поехала, покачиваясь. Чем-то это напомнило тот далёкий-далёкий день, когда я вот так же лежал на полу грузовика, а вокруг такие же берцы, приклады.

Ехали медленно. Голова моя покоилась на коленях Алисы, всё происходящее казалось калейдоскопом. Я впадал в забытье, на очередной кочке очухивался, широко раскрывал глаза и тянулся к какому-то виденью перед собой, вздрагивал и, не успев понять, что же такое вижу, снова впадал в беспамятство. Потом почувствовал, как меня вытаскивают из кузова и несут. Боли не было, помутнённое сознание отказывалось воспринимать её вместе с реальностью. Это хорошо, это правильно…

Но внезапно боль вернулась — невыносимая, кипящая. Я заорал, одновременно осознавая, что лежу на животе, голый. Кто-то держит мои ноги, руки, а спину режут ржавым зазубренным ножом.

Усталый голос произнёс:

— Не достану. Переворачивайте.

Меня перевернули. Я увидел над собой лампу, а на её ослепляющем фоне лицо пожилой женщины. Демонесса. В правой руке она держала нож, красный от крови.

— Нужен рентген.

— Где ж его взять, Тамара Андреевна?

Это Алиса. Я прошептал:

— Алиса…

Она наклонилась ко мне.

— Алиса, не надо… — я почти плакал. — Больно… Пожалуйста…

Левый бок обожгло. Я выгнулся дугой, застонал сквозь зубы, но сдержался, не закричал, только слёзы покатились из глаз.

— Пусть кричит, не держит в себе, — посоветовала врач. — Здесь это нормально.

Я хотел спросить, где «здесь» и почему «нормально», но бок обожгло снова, и меня опять выгнуло в арочный мост. Каким-то архаичным инструментом врач развела мои рёбра и начала ковыряться в теле, а я никак не мог отключиться, чтобы не чувствовать и не видеть всего этого…

Но всё-таки отключился, потому что в следующее возвращение я уже лежал на дощатых нарах, укрытый тонким одеялом и дрожал. Тело сочилось потом, зубы стучали. Алиса сидела рядом на табурете, склонившись надо мной и обхватив голову ладонями. Сколько она так просидела? И тут же другая мысль: это ради меня… ради меня…