Шлимазл

Черепашка Гульнара

— Эк парень бизнес-план продумал, — хмыкнул Стефан. — Да плюньте вы на них на всех! Все будет нормально. Что сделать с компанией вашего героя-любовника, чтоб у них больше не возникало желания поддерживать его начинания, я в общих чертах представляю. А сам он отдохнет в лазарете, остынет.

— Как у вас все легко...

— Я свяжусь с Отори. Подготовите мне личные дела этих деятелей.

— Почему вы не заявите в жандармерию?

— На кого, на малолетних тестостероновых героев?! Думаю, по той же причине, что никто из них не заявил на меня. Драка на улице,

нарушение общественного порядка, — он поморщился. — К тому же это позорище: жаловаться жандармам. Еще бы мамочке пожаловался. Вы же сами понимаете, что это за публика! У меня есть более эффективные методы воздействия.

— Оторвут вам голову с вашими методами воздействия, — мрачно предрекла она.

— Даже если и оторвут — в чем я лично сомневаюсь — сидеть им всем минимум месяц без премий! А после — сидеть в кутузке. Если все-таки найдутся в этой дружной компании такие бестолковые герои.

— Премии — тоже еще аргумент, — пробурчала девушка. Отпила чаю.

Ну, хвала всем богам. Вроде начала успокаиваться.

— Вполне себе. Детей им, конечно, не кормить. Но на что в кабак заворачивать по вечерам? С урезанной премией не слишком разгуляешься.

— Я уже поняла, что вас не переубедить, — она вздохнула, помолчала. — Я пойду — я так и не принесла вам документы, которые вы просили... и еще нужно найти личные дела.

— Вот этот настрой мне нравится, — Стефан кивнул. — И не вздумайте поминать о докладных! Исибаси-сан, мне не нужны секретари, которые станут по вечерам отвисать в кабаках, а по утрам глядеть на меня красными глазами и путать с похмелья бумаги, — он повторил то же самое, что заявил начальнику.

Она молча кивнула и вышла. Ну, остается надеяться, что он ее убедил. Хотя бы частично.

*** ***

Скромные несколько уроков самообороны, о которых Стефан поведал начальнику, на деле были более, чем полдесятком лет упорных тренировок.

Собственно, тренировки сделались единственным его досугом после замужества Соль.

Позже он думал даже, что ему стоит поблагодарить ее непутевого мужа и его приятелей за устроенную нахлобучку. Она напомнила Стефану обстоятельства, при которых он попал в эр-гетто. Тогда ведь его тоже избили на улице.

Если первый случай — еще при жизни во внешнем городе — не заставил его задуматься, то второй — уже в гетто — показался закономерностью, с которой нужно что-то делать.

Не будь тренировок четыре-пять раз в неделю, он вполне мог бы спиться за пару лет. Занятия помогли отвлечься.

В первой стычке с компанией мужа Соль ему наваляли по полной. Во второй он уже пытался отбиваться — правда, в тот раз ему снова навешали. Даже больше, пожалуй, чем в первый — как раз за то, что дергался. После этого месяца два-три они не пересекались — смены приходились на разное время. А вот в третьей стычке Стефан и его противник уже оказались на равных. И отделали друг друга за милую душу.

Смешно вспоминать: тот случай стал началом чего-то, похожего на перемирие. А может, даже и на приятельство.

Во всяком случае, после

драки оба горе-бойца и вся компания заодно отправились в кабак — отмечать примирение. Кажется, в тот вечер Стефан впервые увидел, как Соль — милая, хрупкая и нежная Соль — плюется и визгливо ругается. Мужу, едва державшемуся на ногах после попойки, прилетело по голове поварешкой. Как тот сам после рассказывал — это был первый случай, когда жена подняла на него руку. Похоже, что это заставило его гордиться ею. Стефану попало в голову кастрюлей. Спасибо, что пустой и холодной.

Кастрюлю он на другой день принес Соль новую. На той, что она запустила в него, осталась вмятина. Покаянно выслушал новую порцию ругани.

Удивительно — после этого муж Соль будто забыл, что был против общения жены со шлимазлом. Стефан даже сделался вхож в их дом.

Вот кем он был? Друг семьи, друг Соль, приятель и молчаливый собутыльник ее непутевого мужа, который жаловался впоследствии на детский плач по ночам? Иногда он думал, что стал жилеткой именно для мужа. Сама Соль никогда не жаловалась. Она улыбалась и держала спину прямо. Порой ругалась — когда Стефан приводил пьяного мужа домой. Так, мелькнет изредка короткая фраза, выдающая ее истинное отношение к происходящему.

Сколько раз он, пока непутевый муж торчал на смене, прямо предлагал развестись?

Соль качала головой и уводила разговор в другое русло. Боялась, не доверяла? Опасалась осуждения соседей и знакомых?

Ну да, развод в гетто — не шутки. Пришлось бы порядком оббить порог администрации. Но не совсем ведь невозможной была эта задача!

Да, в обычной ситуации, если бы какая несчастная и впрямь вздумала развестись — ее не пустили бы на порог родители. А зачем им лишний рот? А то и два-три, если нерадивая женушка успела обзавестись потомством. Социальная служба принципиально не даст разрешения на работу, пока развод не оформят окончательно. Да и после — не факт, что получишь это разрешение быстро. А получишь — так на самую грязную и низкооплачиваемую.

Где жить, чем кормить детей?

Стефан слышал про отдельные случаи — кажется, их не набралось бы и полусотни за добрый десяток лет во всем гетто — когда отчаявшиеся мамаши уходили, бросив детей на мужа. От крохотной зарплаты отгрызали немалый кусок — чуть ли не больше половины — в пользу брошенных детей. Разумеется, после того, как беглянкам удавалось добиться права на работу — что было не так-то просто.

Но ведь для Соль все было бы иначе. Стефан готов был принять ее с малышом у себя. И содержать. Его зарплаты хватило бы.

Да, наверняка она боялась.

В конце концов, где гарантия, что его обещания искренни? Что он не передумает? Что не возникнет искушения воспользоваться ее беспомощностью?

А тут — муж. Пусть и бестолковый, пусть пьет, пусть и не по доброй воле вышла замуж. Но он — отец ее ребенка. Как бы он ни обходился с самой Соль — но малыш-то его родной сын. Кровное родство есть кровное родство.

А может, дело было в безнадежности, пронизывавшей всю жизнь в гетто. Бесполезно метаться — проку не будет.