Шлимазл
Шрифт:
Харуми невесомо шагала рядом. О чем думала? Не угадаешь.
Возможно, о том, что новый начальник, свалившийся на ее голову — странный и непредсказуемый тип.
Хотелось бы знать, почему его, Стефана, предшественник не озаботился ее судьбой? Ясно ведь, что просто так попасть на свою должность молодая вдова не могла. Социальная служба обеспечила бы ей место продавщицы или уборщицы, воспитательницы в детском саду для детей таких же одиноких матерей. Она могла бы окончить курсы и стать поварихой или швеей.
Но должность в аппарате управления, при официальном
Для получения должности секретаря или делопроизводителя мало сказать, что имеешь для этого навыки. И доказать наличие этих самых навыков — недостаточно. Нужны личные связи. И явно не дружеские и не родственные.
Мог ли Стефан винить Харуми в том, что она ничем не погнушалась, чтобы обеспечить себя и детей? Уж он — точно нет. Эта несчастная просто пытается выжить.
— Я собиралась зайти еще в магазин, — кажется, она впервые за все полчаса пути раскрыла рот.
— Я же сказал, что провожу, — хмуро отозвался Стефан. — Идемте!
— Мне вас неловко задерживать, — она слегка поклонилась. Лицо осталось непроницаемым.
— Поздно уже. Не стоит в одиночестве ходить по улицам, — даже голос не дрогнул.
Хотя в груди болезненно сжалось. Слишком хорошо помнилось, что скрывается за этими, вроде бы очевидными, словами.
Не слушая возражений, направился за ней. Харуми, заметно нервничая, торопливо набрала продуктов в тележку. Стефан отправился восвояси, только когда она забрала от соседки детей и открыла дверь своей квартиры. Секретарша при этом с заметным облегчением вздохнула.
Не иначе, решила — в начальники ей достался маньяк.
Возможно, не стоило так настырно следовать за ней аж в подъезд. Это уже было откровенно излишним. Вот только он прекрасно знал, насколько обманчива безопасность подъездов.
Глава 2
Шагая домой, подумал: недурно было бы обзавестись сегвеем или самокатом. А то и мопедом — благо, тут не было мест, где такой транспорт не прошел бы.
Даже самая узкая улица составляла не менее десятка метров в поперечном сечении.
При этом, если в эр-гетто улицы были просто замощены широкими композитными плитами с разметкой полос пешеходного и транспортного движения, то здесь, в зет-гетто, всюду светло-серый композит, размеченный ярко-желтыми и синими полосами, щедро разбавлялся зелеными вкраплениями живых клумб и даже парковых посадок с высоким кустарником. А время от времени попадались фонтаны и небольшие прудики.
Вот и сейчас Стефан шагал между двух далеко протянувшихся длинных узких клумб, засеянных густой темной зеленью. А в десятке метров над головой плескались небольшие пятна круглых и овальных прудиков, раскиданных посреди дорожки для малого транспорта. Видать, нарочно так сделали — чтоб меньше гоняли. Огибая небольшие водоемы, особенно не разгонишься.
За пределами гетто такое можно увидеть разве что в респектабельных районах.
Если зеленые посадки еще были достаточно распространены, то водоемы в основном были обустроены в районах мантии и ближе
Противоположная сторона улицы находилась высоко над головой — даже чуть больше, наверное, чем в десятке метров. Так что не создавалось ощущения, что вот-вот вода из прудиков выльется прямо тебе на голову. Или ты сам шлепнешься на мостовую, сейчас находящуюся прямо над тобой, если подпрыгнешь повыше.
Улицы в Сан-Сане представляли собой полые внутри широкие длинные плавно изгибающиеся трубы с круговой гравитацией.
Стенки такой трубы-улицы равномерно притягивали к себе предметы и шагающих людей. В районах, где улицы-трубы сужались до четырех метров в диаметре, идущие навстречу друг другу по противоположным сторонам улицы — считай, головой друг к другу — люди могли запросто, подняв руки, обменяться рукопожатием.
Это, правда, было возможно лишь в окраинных районах. В таких, как Латинский, где родился Стефан, или Русский, Азия или Шанхай. Там улочки и правда могли сузиться до четырех, а то и трех метров в диаметре.
Ходить по трехметровым закоулкам было тем еще удовольствием: круговая гравитация там ощущалась своеобразно.
Если диаметр составляет три метра, то радиус — полтора. Круговая гравитация притягивала к стенкам трубы — то есть мостовой — все, что находилось меньше, чем в полутора метрах от этой самой стенки. А большинство взрослых людей таки имеют рост несколько выше полутора метров. И, когда шагаешь по такому суженному проулку, где-то до плеч или шеи — в зависимости от роста — твое тело притягивается к той части стенки трубы, которая на данный момент является для тебя полом. А вот голова уже находится в зоне притяжения «потолка» — сиречь, противоположной стороны улицы.
Местные, жившие в таких местах годами, уверяли, что им нормально. И что в более просторных местах их давит к земле. А вот у непривычного человека от такого гравитационного диссонанса начинала кружиться голова.
Хотя, если привыкнуть, наверное, забавно. Идешь себе по дороге, а голову тянет вверх. Того гляди, отвалится и покатится сама по себе по противоположной стороне. Отменная легкость!
Главное — не стукаться лбами со встречными.
*** ***
Сколь бы ни была просторной улица-труба, а точку расширения ее до целой площади Стефан заметил, лишь пройдя ее.
Уже занося ногу над гребнем перегиба, ощутил, что вот сейчас начнется крутой спуск под горку. Шаг — и перед ним распахнулась внутренняя полость гигантского шара, в которую выводили добрых полтора десятка уличных выходов. Перегибы были не плавными, как при переходах в той же Мантии или Золотом кольце, а резкими. Потому и заметить площадь, шагая по улице, нельзя было, пока не подойдешь к ней вплотную.
Стефан сделал несколько шагов и остановился, оглядываясь.
Похоже, центральная площадь гетто. В эр-гетто тоже была такая. Только там на равном удалении ото всех уличных выходов находилась синагога: население района, из которого он перебрался сюда, было преимущественно иудейским.