Шолох. Тень разрастается
Шрифт:
«Не допускайте действия, которые могут спровоцировать нападающих к применению оружия и привести к человеческим жертвам», – представились мне ровные ряды печатных букв. Вот и ладненько.
Значит, пойдем на палубу.
***
Шепчущее море негодовало. Шквальный ветер обрывал паруса брига, гребни волн взмывали выше бортов. Серая пена прокатывалась по качающейся палубе, с голодной жадностью набрасываясь на наши ноги. Низкое небо заваливалось то вправо, то влево, и тем самым окончательно лишало душу остатков спокойствия.
Мелисандр Кес со связанными за спиной руками стоял
Синеволосая шэрхен пинками проводила меня к патологоанатому. С десяток пиратов выстроились шеренгой вдоль кают. В луже из морской пены сидел связанный капитан – тот, что пустил нас на корабль. Так вот что он нервничал! Когда мы погрузились на борт, его бриг уже был захвачен: пираты, наверняка, где-то спряталась и ждали выхода корабля в открытое море. Но зачем?
– Что происходит? – перекрикивая шторм, возопила я, когда оказалась подле Кеса.
– Нас будут топить! – бодро отозвался он.
Мокрые отросшие волосы налепились ему на лицо, Мел извивался и отплевывался, пытаясь улучшить обзор. Я с омерзением почувствовала, как тонкие струйки дождя добрались до самых потаенных мест моего тела… Обмякнувшая летяга на плечах стала во сто крат тяжелее.
– Но за что? – почти простонала я, пока юный пират рывками связывал мне руки за спиной.
– Это та шайка, с которой мы планировали ограбление. Они надеялись на большую добычу, и теперь не могут простить мне двух вещей… Во-первых, что пошел без них; во-вторых – что взял только один амулет. Пираты считают это глупостью, несовместимой с жизнью, – продолжал бодриться Мел.
Мне было не до шуток.
Я всегда боялась шторма. Толща черной воды, жадной, беснующейся под ногами, казалась мне древним чудовищем, ненасытным в своей ненависти. Километры темноты, уходящие вертикально вниз, давящая тишина, куда не проникает свет, слепые рыбы-фонарщики – все это было чуждым и до отвращения нереальным. Краем глаза увидев, как очередная волна накидывается на наш скрипящий бриг, я впервые за долгие годы обратилась с молитвой к богам…
Очень жаль, что знакомство с ними никак не повлияло на ситуацию.
Агрессивная пиратка загнала Мелисандра на доску. На середине пути саусбериец обернулся, открыл рот и крикнул что-то, но ветер подхватил его слова и выбросил за борт, как мусор. Корабль накренился, и Мелисандр беззвучно ухнул вниз, в разверстую пасть моря.
Я вскрикнула.
Времени горевать не было… Синеволосая тетка уже толкала меня: настойчиво, механически, без всех тех разговоров, которых так ждешь от истинных злодеев. Я извернулась и попробовала пнуть ее в колено, смутно надеясь на чудесное спасение. Но мах ногой на мокрой доске оказался до глупости неловким – и, поскользнувшись, я также полетела вниз.
Столкновение с водой окончательно лишило меня чувств.
***
Возвращение к жизни было стремительным и дискомфортным.
Кто-то с силой зажал мне нос и, когда я взбрыкнула, накрыл лицо странной, будто желейной маской. Я попробовала открыть глаза, но накладка мешала сделать это. Несколько секунд я интенсивно сучила ногами, пытаясь прощупать обстановку,
Я лежала на больничной койке. Стандартной больничной койке – белой, туго заправленной, без какого-либо намека на комфорт. Руки, вместо того, чтобы покоиться на простынях, чуть парили над матрасом. Ноги так же. От лица во все стороны отходили тонкие прозрачные трубки, напоминающие кошачьи усы.
– Дышите нормально, – сказал блёсен, склонившийся надо мной.
Блёсен! Подводный житель!
– Я что, в Рамбле? – я рискнула открыть рот.
– Да. Я установил вам маску. Давление и гравитация сейчас нормализуются.
И действительно – мои безвольно зависшие в воде ладони вдруг опустились вниз, будто я на поверхности, а не глубоко-глубоко в море. Я осторожно пощупала лицо. Глаза, нос и рот скрывала мягкая, прохладная наощупь накладка. Сквозь нее всё выглядело ярче, чем должно: предметы светились, будто белый цвет под ультрафиолетом, а самые темные оттенки слегка пульсировали.
Эта маска – волшебное изобретение безрассудных смельчаков, которые однажды, лет эдак пятьсот назад, решили, что им надоело жить на земле. Поэтому они ушли под воду. Но на глубине людям не хватает воздуха. Да и сопротивление мешает передвигаться с привычной скоростью. И с распространением звука надо что-то делать.
Смельчаки были еще и умными, поэтому изобрели хитрое устройство – маску, избавляющую от вышеперечисленных неудобств.
Сегодня мы называем подводных жителей блёснами. Есть тут, в Рамбле, и другие – рыбьеголовые, настоящие туземцы. Обе расы уживаются мирно: на праздничных открытках их всегда рисуют в обнимку.
– Вы спасли нас? – спросила я врача-блёсна.
Он кивнул, не вдаваясь в подробности. Потом отошел в другой конец палаты и начал обрабатывать мои вещи… Я с любопытством следила за процессом.
В Рамбле интересно обращаются с теми предметами, которые мокнут в воде – бумажниками, книгами, одеждой и так далее. На них выпускают сухоняш – улиток-переростков, которые, ползая, оставляют за собой слизкий фосфоресцирующий след. Этот след – специальная мембрана, которая сохраняет предмет сухим даже на дне моря. Дай улитке порезвится на твоём вечернем платье – и можешь смело нырять в нем в бассейн, если градус вечеринки позволяет.
Таких сухоняш блёсны с успехом продают в сельские районы Асерина: там они очень высоко ценятся этнологами и странствующими целителями, которые, бывает, на много дней увязают в проливных дождях Туманного Нагорья…
С моей летягой сухоняша справилась быстро. А вот раздутый, как мечты старлеток, рюкзак Мелисандра заставил ее опасливо попятиться. Блесён критически посмотрел на улитку; потом заглянул в рюкзак, покопался там, изумленно воскликнул что-то и быстро вышел из палаты.
Тотчас двери снова распахнулись, и в помещение ворвался Мелисандр. С непривычки мне показалось, что на него напала огромная прозрачная медуза, которая подмяла лицо саусберийца и теперь пытается его сожрать. Громкий вопль, исторгнутый Кесом, только подтверждал эту сюрреалистичную иллюзию.