Шпага Софийского дома
Шрифт:
– Ведаю, отче, - скривившись, кивнул Гришаня.
– Однако ведь и Ефросин, монах Белозерский, так же пишет...
– Монастырь Кирилло-Белозерский далече еси, - отпуская ухо отрока, продолжал воспитательную беседу игумен.
– И от Новгорода далече, и от Москвы. И Ефросин-инок - муж ученейший, не тебе чета! А ты... Ты, я вижу, стригольник?!
Гришаня побледнел. Синие, как море, глаза его испуганно забегали, по щекам потекли слезы. Упав на колени, отрок припал губами к руке игумена:
– Не погуби, отче Феофилакт. А я... А я что хошь для тебя...
– Слыхал, господине Олег, богопротивные речи сего стригольника?
– не дожидаясь ответа, Феофилакт усмехнулся, поднял со стола книжицу, поднес к глазам.
– Талант тебе великий Господом даден, - обернулся он к Гришане.
– За то прощаю. Не меня благодари, но Господа! Милосерден еси Бог наш... За то, что сотворил, по утрам два раза по сорок молитвы читать будешь. Да поклоны бить не забудь! И пива не пить те шестнадцать ден, и квасу хмельного, ибо:
Пианство
А людей добрых и равных в рабство повергает!
О ком молва в людех? О пианици!
Кому очи сини? Пианици!
Кому оханье велико? Пнаници!
Кому горе на горе? Пианици!
"Слов о Хмелю" сие есть, опосля перепишешь. Запомнил, отрок богомерзкий?
– Запомнил, отче! Перепишу сейчас же и все, как есть, поклоны отобью, не сомневайся!
– Не мне сомневаться, глупой! Господу еси! Ну, работай...
– Феофилакт прихватил поставленный в угол посох.
– Ишь, удумал, рыбаков... ха-ха... и смешно ведь... О, Господи, прости меня, грешного...
– размашисто перекрестясь, он обернулся в дверях: - Господине Олег, иди-ко за мной!
Бросив взгляд на притихшего Гришаню, Олег Иваныч пожал плечами и вышел на крыльцо вслед за игуменом. Над владычным двором, мощенным деревянными плахами, отполированными множеством ног, сияло жаркое июльское солнце. Отражалось - больно глазам - в белых стенах церквей и башен Детинца, играло разноцветьем в слюдяных окнах Грановитой палаты. Стояла тишь, лишь с Волхова еще доносились иногда редкие крики. Было душно. Парило. Выйдя на крыльцо из прохладной кельи, Олег Иваныч сразу же покрылся потом. Еще бы - кафтан-то, чай, не дырявый! А ходить в рубахе с коротким рукавом тут было как-то не принято.
В палатах, куда они вошли с игуменом, царил полумрак. Олег Иваныч даже не разобрал со свету, где он и что перед ним - потом только, как попривыкли глаза - увидел: палата велика, с низким потолком, узкими оконцами, и сумрачна. Длинный стол, пара скамеек, лавки вдоль стен, в углу - иконы в окладах. Зеленый огонек лампады...
– Ловко!
– одобрительно кивнул Феофилакт, выслушав рассказ Олега. Митря, говоришь, бороденка, что у козла? Хм... Кажись, знаю такого. Митря Упадыш - звать злодея сего, да вот только чей он? Да и Тимоха Рысь - чей? Хорошо бы узнать.
– Острый взгляд игумена уперся прямо в глаза Олега.
– Вот ты и узнаешь, господин Олег!
– громко произнес он.
– С сего дня - беру тебя к себе на службу! Отказываться не советую, потому как - кто ты есть? Не новгородец, обонежец, тихвинец, а то - и подале откуда... Так?
Олег Иваныч кивнул, чувствуя, что совсем не стоит возражать сейчас этому человеку, имеющему не столь маленький вес в политической жизни Великого Новгорода...
– Ни связей у тя в Новгороде, ни покровителей, ни друзей каких... окромя Гришани-отрока. И с шильниками ты ловко, на Нево-озере... Потому и беру. Ближним служилым человеком, да не простым - житьим. А дело твое такое будет, слушай: много врагов у Новгорода, и в самом граде, и опричь...
Долго говорил игумен. Растекался мыслию по древу, туманно и велеречиво. О величии Новгорода рассказывал, о вольностях новгородских, о псковичах мерзких, об ордене, о Казимире Литовском и о московском князе Иване Васильевиче, каковой опаснее для Новгорода, чем все остальные вместе взятые... А может, и во благо Новгороду дружить с Иваном? Для веры православной - уж точно, во благо. Потому и не очень-то ругал Феофилакт Ивана Васильевича, великого московского князя, чаще хвалил... Но так пополам с руганью. Сомневался.
Говорил, говорил, говорил игумен... Перемежал слова с молитвами, кивал то на небо, то на иконы. А затем, говоря современным Олегу Иванычу языком, предложил ему возглавить собственную службу безопасности. Не просто так возглавить, с перспективой. С перспективой превратиться когда-нибудь архиепископ Иона стар и болен - в начальника службы безопасности всей Новгородской республики!
Что и говорить - довольно неожиданная карьера для скромного старшего дознавателя! Не очень-то спокойная должность. Своей смертью точно помереть не дадут, так уж тут принято. Но, с другой стороны, куда деваться-то? Правильно мыслит игумен - некуда, негде даже главу преклонить. А с другой стороны... Дело-то вроде - знакомое! Азарт, азарт почувствовал вдруг Олег Иваныч, такой, какой был у него когда-то в молодости, лет с десяток назад, когда дневал и ночевал на работе, опером. И платили плохо, и недосыпал, а часто и откровенно голоден был, но... Но был азарт - томленье, некое сладкое предвкушенье - то, без чего и жить-то противно. Было ведь все это, было... Только вот - куда делось потом, как ушел Олег Иваныч с оперов в старшие дознаватели. Вернее, не сам ушел, его "ушли" - заставили: в отделении дознания давно некомплект был, а Олег уж очень туда подходил, опыта много. Нет, бывал иногда и в дознании азарт, особенно когда дело сложное да интересное, но... Губился тот азарт на корню начальником да прокурором. А вот здесь... Чем черт не шутит, кажется, нашлось и ему дело в Новгородской республике. Азартное, непростое дело! Аж дух застыл... Тут и еще одно соображенье взыграло - карьерное, хоть и не бы Олег карьеристом. Феофилакт-то к архиепископу Ионе близок, сиречь - к министру иностранных дел. А что, ежели и он, Олег Иваныч, нужность свою показав, важным человеком станет - ну, не архиепископом,
На Торговой стороне, на Славенском конце древнем, меж двух сходящихся улиц - Ильинской и Славной - располагалась небольшая - дом с подклетью, амбар да баня - усадьба, огороженная высоким тыном. Узкие окна фасада выходили на запад, на глухие стены каменных башен городских укреплений. Если выйти за ворота и сделать несколько сот шагов вдоль по заросшей вереском улице Славной, можно было оказаться прямо у городских ворот, тех, что "на Славне". Перейти мостик через ров и выйти на запыленную дорогу с твердой, утрамбованной колесами повозок колеей. Дорога вела на юг, к московитам. Если же, выйдя из ворот, свернуть направо, по Ильинской, - немного погодя упрешься в глухую башню, откуда потом или назад возвращайся, или бери круто вправо, мимо оврага, мимо пустоши, мимо ореховых кустов и березовой рощицы, - если не заплутаешь, выйдешь снова на Славную, а уж там дальше не ошибешься - все прямо да прямо, к Торгу. В удобном месте располагалась усадьба - и не на самом виду, и до Ярославова дворища с мостом не так уж и далеко, а по мосту - и на Владычный двор. Правда, туда можно было и на лодке добраться - еще быстрей получалось. Выйти из воротной башни, повернуть налево, спуститься к Волхову - там, в кустиках, неприметный вымол небольшой мосточек, лодка, шалашик рядышком. В шалашике том рыбачки - дедко Евфимий со внуками. Не простые рыбачки - верные Феофилактовы люди. Летом да весною в шалашике жили, рыбкой волховской промышляли, да за лодкой приглядывали, а случись чего - весла в руки, и на Владычный двор. К мосточкам тем, случись нужда, и крупное судно могло причалить, ежели, конечно, кормщик место знал - с реки-то ничего не было видно: ни мосточков, ни лодки, ни шалашика. Одни заросли. По осени же дедко Евфимий - крепкий еще старичок, да и внуки его - косая сажень оглобли двадцатилетние - бросали шалашик да переселялись в усадьбу. Ту, что между Ильинской и Славной. Усадьба тоже принадлежала игумену Феофилакту, вернее, монастырю его, но то роли не играло. Пожертвовала когда-то усадебку под старость одна одинокая боярыня на помин души. Феофилакт-игумен не будь дурак, сразу смекнул - и самому пригодится усадьба, мало ли. По-тихому оприходовал, мало кто и знал про нее. Дом подновили, клеть подправили, перебрали тын - любо-дорого стало, живи да радуйся. Да работай во славу Господа... и Феофилакта-игумена...
Вот в этой-то усадебке и поселился Олег Иваныч, человек теперь не простой, "житий", хитрыми Феофилактовыми делами заведующий. А дел таких много набиралось: лодьи монастырские придут - обеспечь охрану, доводчики с Нево-озера появятся с вестью какой - вези на Владычный двор, да сперва проверь, те ли люди, а пуще всего интересовало Феофилакта, кто что думает в Новгороде, кто чем дышит и, главное, с кем. Найди-позови-встреть людишек нужных, что по всему городу шатаются, все видят, все знают, все поведают. А людишек этих сперва ведь еще и приветить нужно. Кого деньгами, кого посулами, а кого и силой. Вставал Олег Иваныч ни свет ни заря - брал кого-нибудь из оглоедов дедковых, да отправлялся на вымолы, на Торг, на Софийскую. В склады, в кабаки, в места непотребные. Туда, где народу тьма-тьмущая, где снуют-орут-пьют. Там и было для Олега Иваныча словно сладким медом мазано. Садился неприметненько за стол, кружку квасу заказывал, да не столь пил, сколь вокруг смотрел, глазами зыркал. Примечал: этот на вино да лесть падок, а тот - на девок, а вон, сам-третий обезденежел, вот-вот вконец пропьется. Подсылал к таким оглоедов, угощал корчмой с пирогами, деньгами ссуживал, для кого-то мог и на стоялый медок разориться - денежки-то не свои, Феофилактовы, хоть и спрашивал за них игумен строго. Называл Олег Иваныч действия свои просто - вербовка агентуры. И хоть информации пока было - кот наплакал, - не торопился Олег, знал курочка по зернышку клюет. Главное - начало было сделано, появились у него в разных местах люди свои, неприметные, да сведущие. Особо важных звал Олег Иваныч в шалашик, крепко расспрашивал, пивом-медом поил, опосля сидел до петухов на усадебке, все важное записывал на листочках коры березовой, белой, выделанной - любо-дорого писалом скрипеть-поскрипывать... Эх, азарт, азарт! Здорово-то как, черт возьми!
"Московитские люди" - ремесленники и купцы большей частью средних доходов, связанные с низовой торговлей и, в целях расширения сбыта, заинтересованные в покровительстве сильного московского князя. К этой же группе относится значительная часть так называемых "черных" людей - с низкими доходами и ярко выраженным стремлением искать счастье в православной вере. Именно Москву считают они оплотом православия из-за нахождения там митрополита. Вообще, среди многих "простых" новгородцев в последнее время 5-10 лет - распространяется понятие общей русской идеи, првавославия и единого русского государства с центром в Москве. Источниками подобных настроений, скорее всего, являются агенты московского князя Ивана Васильевича в торговой среде. Задача на будущее: выяснить - кто распространяет подобные идеи и с какой целью.