Шпага Софийского дома

Посняков Андрей

Молча, словно смущаясь чем-то, протянула боярыня свечку.

Опомнился Олег Иваныч, взял - до руки Софьиной дотронулся случайно словно огнем ожгло! Вот не думал не гадал старший дознаватель - циник да бабник тот еще, что втюрится эдак на старости лет. Улыбаясь широко, стоял, не замечая, как капал горячий воск со свечки. Забыл и про пономаря.

Вышел из церкви, встал, к стеночке прислонившись. Сорвал травину - в рот, из угла в угол губами перекатывал. Показалась боярыня с бабками да слугами. Села в возок, двумя белыми лошадками запряженный, обернулась... Олег Иваныч не удержался - помахал рукою. Улыбнулась боярыня Софья, показалось на миг - нет в мире ничего краше ее улыбки. Тронулся возок, потянулись позади слуги

да бабки, да девки дворовые. За ними и Олег Иваныч. Шел, не отставал, про пономаря вспомнил, правда, да решил, подумав, успеется еще, будет время.

Вокруг одуряюще пахли яблоневые сады, птицы что-то пели в зеленом узорочье листьев, по обочинам мостовой пробивались средь многотравья лиловые цветы колокольчиков.

Не доезжая Новинки, возок остановился, выбежавший вперед слуга быстро распахнул ворота. Не маленькая усадьба у Софьи! Богатая - каменные палаты, терем узорчатый, амбаров число превеликое, двор дубовыми плахами вымощен, выметен начисто - видно, следит боярыня за хозяйством, не лентяйствует, как иные.

Угол Новинки и Прусской - запомнил адресок Олег Иваныч, усмехнулся про себя, хорошо усмехнулся, по-доброму, надеждами тешась.

Оглоеды ждали у лодки.

Эх, как хорошо все складывается!
– глядя в свинцовые воды Волхова, думал Олег Иваныч.
– Глядишь, и с Софьей повезет. Только не накаркать бы.

С Волховского моста на лодку пристально смотрели двое. Один - одет богато, в плаще темно-зеленом - боярин Ставр, а вот другой... Мелкий, угодливый, все на Олега указывал да мелко тряс козлиной своей бородою. Ой, накаркал-таки Олег Иваныч, ой, накаркал!

Проводив лодку с Олегом взглядом, боярин бросил Козлобородому мелкую монету и, вскочив в седло вороного коня, подведенного расторопным холопом вскачь помчался на Торг.

Поднявшийся ветер уносил к югу разорванные остатки туч. Темнело. На Волхове поднимались волны.

Ой, накаркал Олег Иваныч.

Глава 6

Новгород. Август - сентябрь 1470 г.

Он связал ее руки и ноги,

А потом стал подыскивать нож:

Который из них хорош?

(Их здесь много, широких и длинных,

Аля дел отнюдь не невинных.)

Гартман фон лер Ауэ, "Белный Генрих"

Олег Иваныч поднялся поутру рано - только что показавшееся из-за городских стен солнце, сонное, смурное, оранжево-красное, еще не успело войти в полную силу, не налилось еще ослепительным золотым жаром, не парило, не слепило глаза окаянно. Тихо вокруг было. Тихо, свежо и по-утреннему прозрачно.

Надев лучший кафтан - надо бы сегодня заглянуть на владычный двор, а туда худо одеваться негоже, - Олег Иваныч перекусил вчерашним пирогом с красной рыбкой, выкушал полчашки икры, запил малиновым кваском и, перекрестившись на иконы в углу, велел Пафнутию седлать коня. Хоть и никакой пока был наездник Олег Иваныч, однако положение обязывало - неча пехом шастать, словно шпынь ненадобный. Пафнутий специально подобрал смирного каурого конька - чтоб не расшибся хозяин с непривычки. Заседлал, расчесал гриву щеткой - хоть куда конек получился, не хуже других, правда, сонливый малость, ну да быстрота - она не всегда к спеху бывает.

Взгромоздившись в седло, Олег Иваныч милостиво кивнул Пафнутию и, осторожненько выехав со двора, мелкой неспешной рысью поскакал по Славной улице в сторону Большой Московской дороги. Хорошо скакалось Олегу, славно! И то - это ж не к прокурору с ранья нестись просроченные дела продлевать пачками. Нет - тут сам себе хозяин. Ну, почти... Помахивая плеточкой, кланялся Олег Иваныч знакомым купцам, шествующим на торжище, вежливо здоровался с мастеровым людом, кивал народу помельче - квасным торговцам да разносчикам, Максюте-пирожнику кивнул на особицу - угодил Максюта вчерашними пирогами - грибниками да рыбниками, вон и с утра Олег остатками лакомился вкусно! Пирожник ухмыльнулся польщенно, поклонился низехонько, приглашал

за пирогами захаживать. Ну да до того ли Олегу Иванычу? Будет он самолично за пирогами захаживать, как же! Пафнутия пошлет иль оглоедов. А пироги у Максюты действительно замечательные - прямо во рту тают.

Недоезжая Торга, Олег Иваныч свернул на Пробойную. Солнце уже поднялось, пожелтело, ухмылялось въедливо - ужо, мол, к обеду пожарю, ждите! Народу на улицах встречалось все больше, уже и не только торговцы-разносчики-мастеровые, но и поважнее люди попадались - купцы Ивановской сотни, что с немцами да шведами торговали, и даже полтора боярина на пути встретилось. Полтора - это потому как с одним-то боярином самолично раскланялся Олег Иваныч, а вот с другим... А вот с другим - другая штука вышла. Видел тот боярин очень хорошо Феофилактова человека служилого, однако сам не показывался - средь яблонь хоронился-прятался за оградою усадьбы своей собственной, что на пути Олега оказалася, - на улице Пробойной, недоходя Федоровского ручья. Рядом с боярином, средь листвы густой, и второй скрывался - старый знакомец - плюгавый такой мужичонка с бороденкой козлиной. Все кивал в Олегову сторону да знай нашептывал что-то боярину, покуда не скрылся Олег Иваныч из виду, за ручей проехавши. Отошел тогда боярин от ограды, почесал бородку щегольскую, задумался. Красив был боярин, лицом пригож и собою статен, одно плохое - глаза: серо-голубые да неживые какие-то, словно у снулой рыбы, так на людей смотрят, вроде и нет их тут, людей-то. Нехорошие глаза были у боярина, словно бы оловянные, да и душа, надо сказать, глазам вполне соответствовала.

Миновав длинные стены боярской усадьбы, Олег Иваныч переехал по мостику Федоровский ручей и оказался на Большой Московской дороге - главной улице Плотницкого конца, населенного мастеровым людом. Разные были мастеровые кузнецы-бронники-щитники - у кого одна кузня да курная избенка, а у кого и хоромины под стать боярским. Кто клиента-заказчика ждать замучится, а к кому и в очередь выстраиваются, сделай, мол, мастер-ста, а уж за нами не заржавеет. К таким-то мастерам и относился оружейник Анкудеев Никита. Не просто Никита - Никита Тимофеевич! Мастер был знатный, кудесник, а не мастер, по словам ганзейцев, - пока был еще их двор на Новеграде - ничуть не хуже мастеров нюрнбергских Никита Анкудеев был, не хуже, а может, еще и получше. Усадьба его на Щитной улице - еловыми бревнами мощена, тыном крепким ограждена. Две кузни, амбары. Изба - не изба, хоромы двухэтажные, каменные. Как трудился Никита - так и жил, вот уж кому по труду и честь. Три дочки у мастера - о том знал Олег - за важных людей замуж выданы, хоть не за бояр, да за "житьих", не за шильников каких ненадобных, у кого шиш в кармане да вошь на аркане.

Перед воротами спешился Олег Иваныч, постучал вежливо. Да его уж и так заметили - распахнули ворота, ученик-служка конька каурого под уздцы взял, отвел к конюшне, овсом потчевал. Сам хозяин из кузни вышел - кому надо, знали уже в Новгороде Олега Иваныча - фартук одернул, в поклоне склонился, кивнул помощникам - притащили кваску ледяного. Поклонился и гость, испил кваску, похвалил, о здоровье сведался, потом и к делу...

Усмехнулся в усы Никита-Мастер, самолично вручил заказанное - "в гишпаньских землях эспадой прозываемую". Руки за спину заложил, прищурился хитровато - как-то оценят его рукоделие?

Одного взгляда хватило Олегу Иванычу, чтоб восхищенно присвистнуть. Не шпага получилась - птица. Легка, прочна, удобна - словно по руке его ковала. Эфес узорчатый чернен, серебром тронут, клинок хладен и светл, на подошве клеймо - "Никита Анкудеевъ Ковалъ". Да уж, мастерство оружейника того стоило, чтоб навек запечатленным быть. Хоть и недешево обошлась Олегу шпага - да уж тут тот случай, когда никаких денег не жаль.

Слова вспомнились: "Шпагу нужно держать, как птицу. Сильно сожмешь задушишь, слабо - улетит..."