Шпана

Шульц Гектор

Хата Мука находилась через два двора от моего, поэтому идти пришлось недолго. Осень уже вступила в свои права. Было сыро, прохладно и как-то особенно тоскливо. Но я, мотнув головой, прогнал тоскливые мысли и, запахнув куртку, ускорил шаг. И так уже опоздал на час, помогая мамке разобрать кладовку. Дернул ее черт этим заниматься именно в субботу вечером.

У подъезда сидели незнакомые мне пацаны. Один заливисто смеялся, слушая историю другого. Правда они, как по команде, умолкли, когда я нарисовался в поле их зрения. В воздухе чувствовалось напряжение, колючие глаза оценивали, а в бритых головах крутились разные, не слишком уж законные мысли. Усмехнувшись,

я оттер одного из пацанов плечом и взялся за ручку двери, ведущей в подъезд.

– Слышь, тебя здороваться не учили? – в голосе одного из них, весьма толстого, прозвучала угроза. Само собой. Раз ты один, так доебаться можно. В лицо они меня еще не знали.

– А ты, блядь, знаменитость, чтобы я с тобой первым здоровался? – ответил я, поворачиваясь к пацанам лицом. Пальцы нащупали в кармане кастет и холодный металл приятно скользнул в руку.

– А ты чо дерзишь? Мы тебе чо, шныри какие-то?

– А хуй вас знает. Первый раз ваши рожи вижу, – усмехнулся я. Улыбка у меня была паскудной. Иногда ее хватало, чтобы погасить конфликт. Но эти пацаны уже глотнули бухла, о чем говорил перегар, и определенно нарывались. И кто знает, чем бы закончился вечер, кабы не Малой, вынырнувший из-за угла дома.

– О, Потап. Здарова, – прогудел он, подходя ко мне и крепко пожимая протянутую руку. – Здарова, пацаны.

– Кент твой, Малой?

– Ага. Свой пацан. Ровный.

– Дерзит дохуя, – покачал головой крепкий пацан. Одет он был куда лучше своих дружков и, судя по голосу, являлся старшим в этой компашке.

– Первыми доебались, – парировал я. – Ладно. Чо решать будем?

– Ты к Мукалтину?

– Ага.

– Ладно, непонятка случилась, – сдался старшак и, встав с лавочки, протянул мне руку. – Дэн.

– Потап.

– Это Зяба, Кот и Глаза.

– Здарова, пацаны.

– Сразу бы так, – осклабился толстый, откликавшийся на Кота. – Погодь… Малой, эт он тебе пизды дал?

– Он, он, – улыбнулся Малой. – Так что спасибо скажи, что я вовремя нарисовался. А ну как отпиздил бы вас.

– Охуеть, как благодарны, – глумливо захихикал второй. Зяба. Неприятный тип. Мне он сразу не понравился. Как и Кот. Только Дэн в их компашке производил приятное впечатление сильного человека, с которым стоит считаться. Глаза с момента перепалки так и не открыл рот. Только задумчиво следил за событиями, вертя в руках самодельные четки.

– А вы чо тут третесь? – спросил Малой, ежась от холодного ветерка.

– Да покурить вышли. Воздухом подышать. А тут кент твой, – ответил ему Кот. – Чо, погнали? А то там всю водку выжрут. Нам хуй останется.

– Погнали, – разрешил Дэн, стрельнув окурком мимо урны.

Квартира – трёшка, но выглядит как коммуналка после взрыва и затяжного похмелья. Воняет так, будто тут неделю назад сдохла бабка Мука, ее не нашли, а теперь кто-то просто открыл окна и решил «погнали»… На вешалке – две куртки, остальные просто на полу в куче. Пахнет ботинками, потом, тухлым мясом. В углу стоит велосипед «Школьник» без колёс – как памятник детству, которое отрезало себе ноги. Может на нем гонял по улице маленький Мук, а может транспорт просто отжали и забыли про него. Грохотал на всю старенький магнитофон, выводя очередную нетленку из сборника «Союз». На кухне курили, открыв окно и харкая вязкой слюной вниз. У холодильника сидел на полу мой одноклассник Матроскин. Его так звали, потому что он носил усы и полосатую шапочку. Матроскин жует сосиску без хлеба и улыбается, смотря в пустоту. В гостиной резались в карты, причем накал был нешуточным. То и дело

слышались угрозы, которые затем сменял смех. На стареньком диване сидели трое, причем их позы и поведение сразу говорили о том, что это серьезные пацаны. Они, не обращая внимания на шум, негромко о чем-то говорили и передавали друг другу дымящуюся самокрутку. У двери на балкон тощий тип зажимал повизгивавшую девчонку, но пищала та негромко. Только делала вид, что сопротивляется. Тощий это понимал и налегал на примитивные ласки с двойным усердием. Малой, только переступив порог, тут же приметил знакомого и, не разуваясь, кинулся к нему обниматься. Все свои. Шум, запах, мерзость – привычные. Разговоры ни о чём, время течёт, как капля из крана в раковине – медленно, без цели, без звона.

– Здарова, Потап, – поприветствовал меня Пельмень и махнул рукой в сторону вешалки. – Гнидник не советую тут бросать. Сопрут нахуй.

– Гнидник? – переспросил я. Пельмень сморщил лицо и мелко закивал.

– Ну, куртку, блядь. Хорошую кожанку хуй достанешь, а твоя тут многим понравится.

– Ну, пусть рискнут, – вздохнул я, заставив Пельменя рассмеяться.

– Ладно, не бзди. Закинь в кладовку. Мы свою одежку там побросали.

– Лады.

– Раз лады, погнали, с парнями тебя познакомлю.

Пельмень повел меня к троице, сидящей на диване. Так уж сложилось на районе, что представляли сначала старшим, и потом всем остальным. Без старшаков ничего не решалось, и вес они имели большой во всем: от споров, до серьезных предъяв. Пельмень дождался паузы в разговоре пацанов и кашлянул, привлекая внимание. Сидящий по центру жилистый парень нахмурился и оценивающе осмотрел меня, после чего кивнул, разрешая Пельменю говорить.

– Эт новенький, – сразу перешел к делу Пельмень. – Свой пацан. Ровный. Раньше на Речке жил, теперь в Окурок перебрался.

– Как зовут? – коротко спросил жилистый. Руку он протягивать не спешил. Не дело старшим краба наперед подавать, не рассказав о себе.

– Потап, – представился я.

– Меня Флаконом кличут. Братана моего ты уже знаешь.

– Мук?

– Ага. Это, – палец описал полукруг и указал на здоровяка слева, – Штангист.

– Здарова, – прогудел тот, смотря на меня исподлобья.

– А это, Емеля.

Блондин, сидящий справа, кивнул. Крепкий, можно даже сказать красивый. По таким бабы текут обильнее всего.

– Где на Речке жил? – спросил Штангист.

– Васильева восемь.

– Кого знаешь оттуда?

– Толика Спортсмена, Мафона, Дрона…

– Достаточно, – перебил меня он. – Где с Толиком пересекался?

– В секцию одну ходили. Я в младшей группе был.

– К Гончаренко?

– Ага. К Владимиру Ивановичу.

– Боксер от бога, – улыбнулся Штангист. У него явно недоставало зубов, а те, что остались были неровными и гнилыми. – Ну, будем знакомы, Потап. Спросим за тебя у пацанов.

– А уж они расскажут, кто ты по жизни и надо ли тебя уважать, – усмехнувшись, спросил Емеля, выпуская в сторону сизый дым. Кашлянув, он передал самокрутку Флакону и протянул мне руку. – Падай пока. Пельмень, притащи нам холодненькой из морозилки, не в падлу.

– Ща сделаем, – откликнулся Пельмень и умчался на кухню, оставив меня в компании старшаков.

Поначалу казалось, что они обо мне забыли, но это было не так. К нам подозвали еще одного пацана, здорово так налакавшегося водки, и завели беседу уже с ним. Тот отвечал невпопад, чем откровенно веселил Емелю, хохотавшего в полный голос. Однако пацан этого веселья не разделил и, заткнувшись, с неприязнью посмотрел на блондина.