Штандарт
Шрифт:
По другому мосту, в двухстах шагах справа, эшелоны шли с сербского берега на венгерский. Через несколько минут мы достигли середины реки. Весь полк Марии-Изабеллы, вероятно, уже был на мосту, а первый эскадрон тосканских улан был готов на него вступить.
Вдруг процессия позади нас остановилась.
8
Мы поняли это, потому что грохот досок за спиной внезапно стих. Мы сами, вместе со штабом, тоже остановились. Действительно, как ни странно, полки прекратили движение, как будто знали, что придется остановиться именно здесь.
Мы повернулись в седлах, увидели шеренги по четыре человека, стоящие неподвижно, и Боттенлаубен произнес:
— Что это? Что происходит?
Лица четырех всадников в первом ряду — унтер-офицера и трех рядовых, — а также лицо трубача, остановившегося рядом с ними, имели странное выражение: унтер-офицер и трубач смотрели на нас почти смущенно, трое рядовых избегали смотреть на других, глядя прямо перед собой. Плоские славянские крестьянские лица выражали только одно, но это было достаточно ясно: они не хотят идти дальше.
— Ну и? — закричал Боттенлаубен. — Что случилось?
Подобный вопрос задавали и другие командиры своим солдатам. Тут и там офицеры и унтер-офицеры разворачивали коней, чтобы крикнуть своим людям: «Вперед!» или «Продолжать движение!» Но никто из солдат не трогался с места. Полки остановились, словно их пригвоздило к мосту.
С другого моста вновь донесся грохот и гул эшелонов.
— Вот, — произнес Аншютц, роняя поводья на шею лошади, — началось!
— Что? — воскликнул Боттенлаубен.
— Мятеж.
Боттенлаубен отреагировал не сразу. Но несколько секунд спустя он медленно вытащил свою большую саблю, развернул коня и проехал несколько шагов назад к голове эскадрона. Штабные и генерал тоже развернулись и подъехали к нам.
— Что там? — спросил генерал.
Но никто не ответил.
Штандарт затрепетал в руке Хайстера, который тоже повернулся и рассеянно смотрел на всю картину — так, словно это было не его дело.
Боттенлаубен подъехал вплотную к одному из драгун в первой шеренге, почти что въехал в их строй. Ноздри его лошади едва не касались груди солдата.
— Вперед! — приказал он.
Но рядовой не двинулся с места. Он упрямо смотрел прямо перед собой, хотя близость ротмистра заставила его напрячься и он покраснел.
— Вперед! — крикнул Боттенлаубен, и голос его дрогнул.
Солдат по-прежнему не двигался с места, а остальные исподлобья косились на ротмистра.
Боттенлаубен выпрямился в седле, отвел руку как можно дальше и изо всех сил плашмя ударил саблей по шлему солдата. Последовал пронзительный звук, человек под тяжестью удара покачнулся, а лезвие сверкнуло как вспышка.
Мгновение длилось молчание, затем по рядам солдат пронесся ропот, который быстро перешел в крик, и в следующий момент весь полк, а также, вероятно, и колонна улан, все еще находившаяся на берегу, огласили окрестности таким ревом, какого я никогда прежде не слышал.
Этот рев сотряс воздух, он длился недолго, но казалось, что это не секунды, а минуты. Рев все не ослабевал, и не было никаких признаков того, что он скоро закончится. Рядовые, которые, как казалось, никогда не посмеют покинуть дивизию и отказаться от военной службы, ревели, их лица было
Офицеры пытались что-то друг другу сказать, но их больше не было слышно, они просто беззвучно шевелили губами. Колонны на другом мосту остановились, и люди оттуда смотрели на нас. Командир дивизии приказал дать команду «смирно!». Трубачи затрубили, и звук их труб сначала еле прорывался сквозь рев, но затем взял верх. Рев стих.
Снова наступила тишина, в которой шумели только ветер и река. Офицеры смотрели друг на друга.
— Мило, не правда ли? — сказал Боттенлаубен, глядя на обломок сабли, который он все еще держал в руке, и швырнул обломок в воду. В этот момент Йохен, остановившийся в конце эскадрона, выехал вперед, вытащил из ножен свою саблю и протянул ее ротмистру. Боттенлаубен взглянул на него, затем кивнул и взял оружие.
— Господин граф, — сказал Йохен, — ребята категорически не хотят идти дальше.
— Вот как? — вымолвил Боттенлаубен. — Категорически?
— Да. Они говорят, что если перейдут реку, то уже не вернутся. Там, мол, уже французы, и нас всех возьмут в плен. Должно быть, они слышали это от гусар.
Боттенлаубен повернулся в седле и взглянул на полковника. Мгновение спустя полковник пришпорил лошадь. Он ехал вдоль колонны и, дойдя до второго взвода нашего эскадрона, остановился, приподнялся в стременах и крикнул:
— Солдаты!
Лица рядовых обратились к нему.
— Кто, — громко вопросил он, — приказал вам остановиться здесь?
Из колонны раздался глухой ропот.
— Ну? — крикнул он. — Кто отдал вам приказ, противоречащий моему? Я приказал идти вперед. Кто велел вам остановиться здесь? Я хочу, чтобы он вышел вперед и признался, что отменил мой приказ, и я призову его к ответу!
Воцарилась полная тишина.
— Ну? — крикнул полковник, доставая пистолет и поднимая его. Никто не ответил. Полковник приставил дуло пистолета к груди ближайшего из солдат.
— Какой негодяй, — закричал он на него, — приказал тебе остановиться здесь?
В эту секунду все офицеры устремились к полковнику, намереваясь встать между ним и солдатами. Антон, остановившийся в конце первого эскадрона, вышел из строя и оказался рядом со мной. Он надул щеки, как обычно, когда случалось что-то неприятное, но я не обращал на него внимания.
— Итак, — кричал полковник солдату, — ответишь ты или нет?
Вокруг поднялся угрожающий гул. Солдат побледнел и заикаясь ответил, что никто приказа не отдавал.