Штрафная мразь
Шрифт:
Немцы, похоже, чувствовали себя в безопасности. С определённым интервалом пускали осветительные ракеты.
К утру ракеты взлетали уже реже, а потом и вовсе перестали чиркать небо. И сразу всё потонуло в стылой мгле. Только лишь небо сияло над этой морозной мглой, подсвеченной холодным сиянием Млечного Пути. В тёмном небе светились далёкие, холодные звёзды. Далёкий нереальный мир в котором нет никакой войны. Идиллию нарушал лишь немецкий пулемет, который периодически лупил длинными злыми очередями.
В уши
– Но боже тебя упаси, кого беспричинно ударить. Люди попадаются всякие. Один стерпит, а другой в спину шмальнёт. Им терять нечего, что так погибель, что так смертушка... Так, что если ты кого и наказываешь, то за дело! Понял меня?
В этот момент впереди взмыла осветительная ракета, ее трепетный неровный отсвет прошелся по лицам бойцов, которые с пугливой осторожностью сжались в окопе.
Ракета погасла, колыхавшийся в вышине сумрак сменился плотной ночной темнотой.
Лученков присел рядом с Гулыгой, уперев локти в колени и опираясь спиной на стенку окопа. Клёпа опустился напротив них на корточки.— по-арестантски. Какое-то время молчали. Потом Клёпа закурил и выдохнул вместе с дымом:
– Ну будет сегодня шухер!
– Толкнул Лученкова, сунул ему в руку дымящийся окурок.
Приползли разведчики. Они ловко соскочили с бруствера, протиснулись между бойцов и пролезли в землянку командирскую землянку.
Там уже находилось всё командование роты, командиры взводов, офицеры- агитаторы. Было влажно от мокрых шинелей, темно, тесно. Несколько фигур в шинелях загораживали стол, за которым сидел капитан Половков. Заслышав шаги разведчиков, Половков поднял голову, нетерпеливо сказал:
– Докладывайте!
Офицеры расступились. Старший группы разведчиков доложил, что в немецких окопах всё тихо.
– Здесь и здесь,- показал он пальцем на карте,- впереди траншеи, на ночь выставляют боевое охранение: по пулемету МГ-42 и человек по семь немцев. Скрытно пробраться можно вдоль ложбинки. Она походит как раз почти к траншее. Ну, а потом в ножи. Как только ракета погаснет. Пару секунд немцы ничего не будут видеть.
* * *
Перед самым рассветом Лученков попытался заснуть сидя у стенки траншеи. Мимо постоянно шлялся народ, задевал, кашлял, звякал, гремел котелками. Заснуть было невозможно. Только он отключался, как кто-нибудь его бесцеремонно толкал.
Узкий луч фонарика ударил ему в лицо. Протёр глаза, перед ним стоял отделенный.
– А?.. Чо?
– Через плечо! Вот держи.
Сержант сунул ему в руки две похожие на консервные банки гранаты с запалами.
В темноте траншеи разливали по кружкам и котелкам разбавленный спирт.
Норму не отмеряли. Пожилой старшина просто зачерпывал из фляги черпак, спрашивал:
– На скольких лить? Двоих? Троих?
Щедро плескал в подставляемую посуду воняющий бензином спирт, вздыхал.
– Эх,
Штрафники жадно глотали, занюхивали рукавами шинелей. Самые предусмотрительные не закусывали, сворачивали самокрутки.
– Закуска, градус крадёт!
К тому же как огня боялись ранения в живот. Солдатская молва говорила, что если в желудке, что- то есть из еды, то это верная смерть.
Клёпа, проглотив свою норму, снова встал в очередь.
Гулыга покосился на него.
– Не многовато ли будет, Миха?
– В самый раз. Клёпа норму знает!
Гулыга оскалился.
– Смотри мне, нормировщик. Я за тобой палить буду почище вертухая. Если при замесе вздумаешь лечь поспать, так я тебя пером разбужу. Усёк?
Протянул старшине кружку.
– Ну-ка плесни и мне...— медленно выпил и вдруг длинно, тяжело выматерился. Помолчал. Затянулся самокруткой.
— Ладно, когда преступный мир дешёвым был?! Пойдём, повоюем!
Никифор Булыга в роте пользовался уважением. За своё умение драться, нежелание никому ничего прощать, за свою прошлую жизнь. Трижды судимый, битый, дерзкий. Злой на советскую власть, на красных генералов и на немцев.
Клёпа сделал попытку съехать со скользкой и опасной темы. Поднял вверх руки:
– Всё путём, Никифор Петрович! Как скажете, больше ни капли в рот, ни сантиметра в сраку!
В траншее уже слышался смех, оживлённые разговоры.
– Э-ээх, хорошо! Сейчас бы ещё гармонь и к девкам!
– А у нас в деревне, после пьянки завсегда драка!
– Ну драку тебе сейчас фашист устроит!
– Да мы ему блядине кишки выпустим!
И вновь над солдатскими траншеями пролетели архангелы смерти.
* * *
Перед атакой прислали из медсанбата санинструктора Зою. Она черноглазая, бойкая и крикливая.
Одета в старую поношенную телогрейку и кокетливо надетую набок шапку. На плече парусиновая сумка.
Зойка девка была хорошая, добрая, многих не только офицеров, но и солдат облагодетельствовала своим женским вниманием.
– Тебе лучше будет остаться здесь. Там сегодня будет каша!
– Сказал Половков.
Санинструктор стояла рядом с ним выпрямившись во весь свой небольшой рост, её сумка съехала на живот.
– Не поняла вас, товарищ капитан, - сказала она неожиданно хриплым голосом и поправила сумку.
– у меня приказ и инструкция, оказывать первую помощь раненым на поле боя.
– Ну как знаешь - угрюмо сказал Половков.
Повернулся к командиру первого взвода.- Ты присмотри за ней, Васильев. Чтобы не лезла на рожон.
Тот молча козырнул, вышел из блиндажа.
* * *
Через час, разведгруппа из блатяков вырезала немецкое боевое охранение. В небе вспыхнула красная ракета – сигнал к атаке.