Штрафники 2017. Мы будем на этой войне
Шрифт:
— Граната зачем?
— А чё старшина заставляет, говорит: мне босой ты не нужен… А я не хочу, примета плохая.
— И из-за этого гранату? — мягко, ничуть не удивляясь, спросил отец Андрей. — У тебя какой размер?
— Сорок второй.
— У меня тоже. Хочешь, я тебе свои берцы отдам?
Солдат испуганно замотал головой.
— Почему? — спросил священник.
— Я не могу, — забормотал солдат. — Как я у вас возьму, отец Андрей?
— Давай сначала решим, что с гранатой делать. Где чека?
— Не
Священник с полуулыбкой вздохнул, глядя на пацана, как на неразумное дитё, каковым, собственно, солдат для него и был.
— Горе ты луковое, — сказал он мягко. — Дай руку.
Отец Андрей широкой ладонью обхватил ладонь солдата, судорожно прижимающую спусковую скобу к ребристому зелёному корпусу «лимонки».
Со всех сторон к ним сразу с нехорошими лицами заспешили мотострелки и разведчики. Но отец Андрей поднял предупреждающе свободную левую руку. Все как по команде остановились, ожидая ещё какого-то подвоха.
— Вставай, пойдём, — сказал священник.
— Куда? — испуганно спросил парень.
— Как куда? Избавимся от гранаты.
Они пошли рядышком медленно, а мотострелки и разведчики на расстоянии следом. Подойдя к сожжённому БТРу, одинокому и сиротливому, отец Андрей сказал:
— Слава, сейчас я отпущу твою руку, посмотрю, не спрятался ли там кто-нибудь от дождя, а потом ты аккуратно забросишь гранату в люк. Понял?
— Понял. Я гранаты в боях много раз кидал.
— Отлично. Готов?
— Готов.
— Давай.
Священник отпустил руку солдата, быстро заглянул внутрь машины и кивнул солдату. Тот довольно профессионально швырнул гранату в открытый люк.
Уверенные, что взрыв теперь не причинит им вреда, они не смогли всё же совладать с собой и, не желая падать в грязь, присели на корточки, обхватив головы руками.
Янычар подумал, что оба поступили, в общем-то, правильно: особо опасаться взрыва теперь не приходилось. Не знакомые с боевыми характеристиками гранаты Ф-1 или знакомые понаслышке, считают, что при её подрыве случается сильный взрыв, грохот, пламя, убитые отлетают на десяток шагов, а осколки разлетаются на двести метров.
Во многих боевиках действительно можно увидеть сопровождающие взрыв гранаты вспышку пламени, клубы дыма, услышать грохот взрыва.
Это всё для зрелищности.
Янычар знал о киношном эффекте не понаслышке и не любил подобные фильмы, где главный герой нередко выдёргивает чеку зубами. В реальности в большинстве случаев это приведёт к потере зубов. Для удаления предохранительной чеки требуется значительное физическое усилие. Это сделано намеренно, дабы избежать роковых случайностей.
Капитан также знал и о том, что на самом деле подрыв гранаты на открытой местности —
Чем дальше от эпицентра взрыва находится противник, тем ниже возможность его успешного поражения. Шансы на ранение осколками гранаты сохраняются на дистанции до семидесяти-ста метров, но лишь крупными фрагментами оболочки.
Чем больше осколок, тем выше его потенциальная дальность поражения. Осколки, конечно, могут разлетаться до двухсот метров, но возможность ранения в таких случаях сводится практически к нулю.
Всё это Янычар знал и всё равно испытал волнение за священника, чувствуя раздражение к непутёвому солдату.
Уничтоженный БТР и в самом деле сослужил хорошую службу, поглотив гранату. Внутри гулко ухнуло, а из люка толчком вышло небольшое облачко.
Зрители вновь ринулись к ним, но отец Андрей снова требовательно поднял руку. Все опять остановились.
Священник, неловко зажимая между ног рясу, наклонился, расшнуровал свои покрытые грязью берцы и принялся стаскивать. Большой крест раскачивался маятником, поблёскивая в лучах солнца выглянувшего на миг из разрывов низких туч.
Солдат отрицательно мотал головой, но священник продолжал стаскивать ботинок. Наконец это ему удалось. Чёрный носок наполовину сполз со ступни. Отец Андрей снял его и принялся за второй ботинок, стоя разутой ногой в грязи, держась для равновесия рукой за БТР. Справившись, он протянул солдату берцы.
Парень, продолжая отчаянно мотать головой, спрятал руки за спину.
С доброй улыбкой священник по-отечески погладил его по короткой стрижке.
— Бери, Слава, — сказал он. — Я возьму у старшины другие.
— Примета плохая, отец Андрей, — бормотал боец почти испуганно.
— Я в приметы не верю. Не по-христиански это.
Поставив к ногам бойца берцы, отец Андрей пошёл назад к телам убитых.
К Юртасову со всех сторон опасная в своём напоре хлынула толпа, окружила.
Оставшийся на прежнем месте Янычар услышал злые возгласы:
— Сучонок!
— Отца Андрея за собой чуть не утянул!
— Берцы у него взял, примета ему плохая!
Слышался отчаянный голос Юртасова:
— Я не брал, он сам предложил! Я не хотел…
Его оправдания захлебнулись в глухих ударах по телу и хлёстких по лицу, сопровождаемых сдавленным утробным стоном избиваемого.
Никто не обращал внимания на священника.
Отец Андрей медленно шёл, чувствуя босыми ступнями холодную жижу, сочащуюся меж пальцев. Всё, как в далёком детстве, когда он босой и счастливый бегал возле родительского дома в родной деревне.