Сибирский папа

Терентьева Наталия

– В чем?

– У тебя взрослая дочь появилась…

– Так, ладно, давай без мистики, дочь у меня всегда была, и я об этом прекрасно знал.

– Вот тут появилась… – Николай провел у себя по груди.

– Пообщаюсь с ним – и пару дней сам не свой, – улыбаясь, повернулся ко мне отец. – То о смысле своей ничтожной жизни думаю, то о том, что я неправильно делал и делаю. Хорошо, что это потом проходит.

– А у меня не проходит никогда, – пробормотал художник, так, что я слышала, а отец – нет.

– Что? – повернулся он к Николаю.

Тот лишь

махнул рукой и тяжеловатым шагом, но очень энергично пошел вперед.

– Так… – Отец неожиданно выжал газ и рванул вперед на машине, как самый заправский гонщик. Только я никогда не была внутри машины гонщика. – Что? Боишься? Не бойся. Машина у меня умная, а я еще умней. У меня ни одной аварии на ней не было.

– А раньше? – осторожно спросила я, пытаясь увидеть в нем того худощавого человека с рыжими усами с фотографии.

Ведь это он? Почему-то я сейчас вспомнила именно эту фотографию, как бережно он меня держал и растерянно смотрел на человека, который фотографировал. Интересно, кто еще встречал меня из роддома? Кто-то же сделал это фото? Дедушка, мамин отец, веселый профессор, от которого нам с мамой, как говорят, достался легкий и смелый нрав? Прилетел из Архангельска, чтобы встретить растерянную и счастливую маму и меня? Или папины родители, о которых он обмолвился как-то невнятно и больше не возвращался к разговору? Почему-то спрашивать этого я сейчас не стала. У отца было такое хорошее настроение, и оно невольно передавалось мне.

– Раньше… Раньше было раньше… а теперь всё по-другому. Я люблю рисковать. Но меру знаю. Ну, как тебе Николай? Потрясающий человек, правда? Я к нему езжу не только за картинами. Он ведь с виду смурной, а на самом деле полон энергии. Иначе неоткуда было бы взяться таким пейзажам и портретам. Он иногда наполняет человека на портрете силой, которой у него нет. И вот поверишь – кого напишет, у того как-то всё лучше в жизни становится. То здоровье поправится, то дела в гору пойдут.

– А если дела у этого человека не очень правильные, они тоже в гору идут? – спросила я.

Йорик засмеялся, хотел участвовать в разговоре и, наверное, ничего не понял. Оттого, что он такой очаровательный, его мальчишеская глупость не сильно раздражала, но я все-таки выразительно покосилась на него.

– Как ты различаешь дела правильные и не очень? – тоже засмеялся отец.

Какое приятное свойство! Я, пожалуй, не встречала взрослого человека, который так много бы смеялся. Ему на самом деле смешно, или это такое удивительное отношение к жизни? Отчего мама не стала с ним жить? Почему-то у меня теперь четко оформилась эта мысль, не знаю, каким образом. Я теперь почти точно была уверена, что это именно она не стала жить с отцом, а не он ушел, как чаще бывает. Не стала жить с таким уверенным, сильным, веселым человеком. Странно. За один этот веселый и легкий нрав можно было бы простить ему многое. Если, конечно, нужно было что-то прощать.

– Куда мы едем? – спросил Йорик, поскольку отец резко свернул в город, а не домой. Я запомнила дорогу.

–

Секрет! – подмигнул отец. – Вам понравится, особенно Машеньке. А кое-кому будет полезно увидеть, что бывает, когда хорошо учишься и уважаешь родителей, всех, которые есть, да, Машенька? – Он посмотрел на меня с такой теплотой и любовью, что у меня как-то сжалось сердце. Всё это невероятно. Просто невероятно. Я ведь сейчас никак не предаю родителей? Я же не виновата во всей этой ситуации? Я помотала головой. Нет, я не справляюсь с такими размышлениями, посоветоваться не с кем. Не с Кащеем же мне откровенничать. И не с самими родителями…

«Я жду тебя в гостинице. Нужно обсудить кое-что», – тут же пришло сообщение от Кащея, которого я секунду назад вспомнила.

Про сотню Гениных любовно-истероидных всхлипов в виде прыгающих, рыдающих, хохочущих лисят я даже думать не хотела. Гене не лень было слать и слать мне их. Ведь это свидетельство любви? Он так меня любит, что каждую минуту думает только обо мне и пишет, пишет… Наверное.

«Ладно», – неопределенно ответила я Кащею. Гене же послала большой букет. Это вызвало целый взрыв эмоций. Лисята недоумевали, радовались, подозрительно смотрели на меня в подзорную трубу, показывали свои прекрасные мускулы, протягивали мне кусочек праздничного пирога…

Мы остановились у большого одноэтажного магазина.

– Смело выходим, – улыбнулся отец, похлопав меня по руке. – Йор, бегом к дяде Игорю здороваться, вон он уже тебя ждет!

Навстречу нам вышел вальяжный, полноватый, но хорошо сложенный, хорошо выспавшийся, хорошо поевший вчера и сегодня человек, в прекрасном костюме, белоснежной рубашке.

– Приехал, как ты просил. Ребята подобрали уже парочку, – сказал он, первым протягивая руку отцу и крепко пожимая его руку. – Что больше понравится твоей красавице. О-о-о, какая красавица!..

Я оглянулась, думая, что красавица – это машина. Но «дядя Игорь» смотрел на меня.

Я смущенно пожала плечами. Да ладно, что за ерунда. У меня даже румянца такого нет, как у многих девушек в папином городе. Думаю, он хотел польстить отцу.

– Показывай. – Отец обнял меня, шутливо погрозил пальцем Йорику, который скакал около какой-то большой блестящей машины, припаркованной у магазина.

Мы пошли вовнутрь.

– Вон та красная, – показал рукой Игорь. – И еще вот эта белая. Что больше понравится. Обе супер. Одна вчера из Германии. Вторая из Японии.

– Машенька, – отец, не отпуская мое плечо, заглянул мне в глаза. – Выбирай.

– Машину? – не поверила я своим ушам и глазам. – Вот эту? Спортивную?

– Эту или ту? Что тебе нравится?

– Сколько это стоит?

– Сколько бы ни стоило. Ты будешь ездить на самой лучшей машине. Перегоним ее в Москву, если ты уедешь. А может, и останешься, правда? Хотя бы на лето.

Я опустила голову. Нет, я совсем такого не ждала. Дело не в машине. Но я не ждала, что так всё будет. Что он окажется моим настоящим родственником, близким, самым близким, таким же, как папа и мама.