Сицилианская защита

Симонян Карэн Арамович

Но она не стала дожидаться, пока дойдет до этого, быстренько убрала со стола и включила телевизор.

– До кинофильма еще много времени,- отметил я.

Она достала из шкафа школьную тетрадку и кинула на стол. Раздражающе застрекотал телевизор. Асмик уселась за стол и улыбнулась мне.

– Наши девушки хотят с тобой познакомиться, - как бы между прочим проговорил я, поискав глазами, куда бы стряхнуть пепел.

– Какие девушки?
– поинтересовалась Лсмик, - Из нашей лаборатории. Даже приглашали на концерт Гоар Гаспарян.

–

Что же ты не пошел?
– небрежно бросила Асмик.

Я растерялся.

– Ну, как так?.. А ты?

– Неужто они и меня пригласили?

– Конечно!..

После небольшой паузы в комнате зазвучал замечательный вальс из кинофильма "Мост Ватерлоо". Я знаю этот вальс еще с детства. Бабушка моя была протестанткой, хотя в молодости и не верила в бога. Состарившись, тикин Нурица Аджи-Гаспарян, некогда светская дама, решила, что это весьма удобно верить в бога, который где-то в небесах, столь далекий, сколь и безопасный. Сиживая по утрам на балконе, она дребезжащим голосом рьяно гнусавила молитвы. Мне особенно запомнилась одна из ее мелодий. По-моему, именно она была позднее использована англичанами для вальса к их кинофильму...

– Я отказался от концерта, но обещал при первой же возможности вас познакомить.

– Меня такие знакомства не интересуют.

На голубом экране появились двое.

– А какие интересуют?
– спросил я и кинул окурок сигареты в форточку.

– Не мешай мне,- отмахнувшись, сказала Асмик.

– А что ты делаешь? Чему я мешаю?

– Ах да! Ты ведь еще не знаешь. Занимаюсь английским. По телевидению. Сегодня третий урок. Не мешай, ладно? Поди пока к Вагану. Он сегодня уже несколько раз тебя спрашивал. Пока вы будете пить кофе, урок кончится.

Я вышел из комнаты.

На кухне Ваган мыл посуду. Это было для меня ново и немного странно.

– А тебе даже идет,- съехидничал я.-Уйди с завода, наймись в судомойки. В какой-нибудь ресторан.

– Последний месяц, - сказал он.
– Понимаешь?

– Нет, я серьезно. Тебе очень идет этот фартук.

– Сейчас Арус не должна делать ничего тяжелого,сказал Ваган.
– Врачи так велят.

Он втолковывал мне это терпеливо и вовсе не сердясь.

Я поднялся. Как-то вдруг расхотелось дурачиться, и даже, наоборот, в душе заскреблась зависть к нему.

Да, да. Я завидовал Вагану.

А он, ополоснув тарелки, выстроил их на сушилке, вытер мокрые руки и сказал:

– Выпьем по чашечке?

Ваган снял фартук, повесил его на гвоздь.

– Выпьем, - согласился я.- Но с условием: чашки изпод кофе мыть буду я.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– Знаешь, за что мы получаем зарплату?
– спросила Седа. И, не дожидаясь ответа, продолжала: - Чтобы в конце года выдать некую цифру, необходимый показатель.

Я не оспорил ее мнения и не согласился с ним. Просто промолчал.

– И если удастся с грехом пополам "натянуть" этот показатель, то уже никто не

говорит, что, мол, оставьте-ка вы эти цифры в стороне и ответьте, почему не выполнен заказ большого завода...

– Скоро начнем мои опыты, - словно бы не слушая ее, проговорил я.- Ты не изменила решения? Будешь помогать?

– У нас нет даже обыкновенного холодильника, - сказала Седа.- А помнишь, заместитель директора из двухсотлитрового полнехонького баллона отпустил вместо ста кубиков только восемьдесят? И еще уговаривал поставить опыт на восьмидесяти, а расчеты вести на сто. Химии не знает. И нас это не беспокоит. Кстати, и никого не беспокоит.

– Ты, я вижу, совсем отказалась от мысли работать, вместе, разочарованно заметил я.

– Я?.. Я не отказалась. Но какой из этого будет толк? Чем больше мы сейчас настроимся, тем сильнее будет разочарование потом.

– Напрасно ты распаляешься, Седа, - усталым голосом сказал я.Напрасно.

– Скажи, а почему ты все молчишь?
– Седа повысила голос. Я тревожно огляделся. Мы были одни в лаборатории.Отдаешь ли ты хотя бы себе отчет, за что мы получаем зарплату?

– Вот не думал, что ты такая злюка, Седа, - признался я.

Лицо ее горело, грудь беспокойно вздымалась под белым халатом.

– Нет у меня таких способностей, чтобы думать о новом и более выгодном методе получения полимеров, - сказала она, сев на белый табурет.- Знаешь, сколько лет я работаю в этой лаборатории? И у меня ни разу даже не мелькнула мысль сделать или хотя бы подумать над чем-нибудь таким, что от меня не требуется! Наверное, потому, что у меня нет фантазии, может быть, смелости, а точнее, нет способностей.

Я засунул руки в карманы халата и стал ходить взад и вперед между столиками. И неожиданно подумал, что эту привычку, вероятно, унаследовал от химика Акопа Терзяна. И улыбнулся.

– Что ты смеешься?
– еще пуще распалилась Седа.

– Я не смеюсь, улыбаюсь.

– Ты вечно улыбаешься и никогда не возмущаешься, не беспокоишься. Так жить невозможно, - сказала Седа.

– Почему же?.. Возможно.

– И ты всегда так жил?..

Я не ответил.

– Так жить невозможно, - повторила Седа.
– Больше невозможно.

– Нам нужен жидкий азот,- сказал я.-Сможем достать?

– Ты окончательно отказался от лучей?
– спросила Седа.

– Это модно. И...

– Что "и"?..

– Ничего, - замялся я.

Недавно я прочитал статью о том, что сотрудник одного из научно-исследовательских институтов, облучая рентгеновскими лучами мономер, заболел лучевой болезнью. Два месяца врачи бились за его жизнь и спасли. Пришлось сделать пересадку костного мозга. Целая армия людей вызвалась в доноры. Не только друзья и близкие, незнакомые приходили предложить свою помощь. Но выбрали лишь двоих, так как при этом непременно должны совпадать какие-то особенности организма, а у больного их было много.