Синдром счастливой куклы
Шрифт:
— Эля… — Мама опускает голову, ее подбородок дрожит. — Мы с папой часто говорим о тебе — вспоминаем, размышляем, спорим. Самовыражение — это неплохо. Успехи в учебе — отлично. Друзья-оригиналы, стремление к самостоятельности, ранний, но вроде бы счастливый брак с милым парнем — тоже хорошо. Но мне не давала покоя мысль, что в один из моментов что-то пошло не так. Когда? Что именно?.. — Она теребит край пушистого пледа, совсем как я в минуты волнения, и заходится в рыданиях. — Ты была идеальным ребенком — спокойным, рассудительным, серьезным, мудрым не по годам, талантливым. Схватывала все на лету
— Поздновато для излияний, не думаешь? — усмехаюсь я. — Вы просто не ожидали, что из миленьких круглолицых детей вырастают долбанутые подростки, и боялись подойти поближе. Мало ли, может, они кусаются…
— Почему же ты ничего не рассказывала, почему?! Я бы их на ремни порвала, вместе с директором и этой сволочью в норковой шубе… И парня этого мы бы спасли… — Она осекается, кусает губу и шумно вздыхает. — Да уж. Если бы, да кабы…
— Уже ничего не поменяешь. Представь, что прочитала душераздирающую книжку, успокойся и забудь.
— Самое ужасное, Эля… что в этой "книжке" моя дочка-подросток обращалась ко мне.
Мама вытирает ладонью щеки, покачиваясь, выходит и осторожно прикрывает дверь, а я реву как дурная — черт разбери почему.
Я ведь всегда знала, что они меня любят, и не давят из деликатности. А она всегда знала, что не является матерью года. Я страстно желала открыться, поделиться с ними бедами и горестями, попросить помощи, но не хотела доставлять проблемы и портить их счастливую жизнь. И удержалась от страшного шага только потому, что тоже любила их…
Жаль, что все осталось в далеком прошлом.
Нахожу в рюкзаке пачку сигарет и зажигалку, поправляю футболку и смело выдвигаюсь на кухню — на запах еды.
Но демарш заканчивается тем, что мама, улыбнувшись, стреляет у меня сигарету, настежь распахивает окно, затягивается, кашляет и смущенно оправдывается, что завязала два года назад.
Облокотившись на подоконник, мы вместе курим, осматриваем последствия бури и отравляем воздух в квартире ядовитым дымом.
— Папа убьет нас, если запалит… Как там мой любимый зять Юра? — невзначай бросает мама, и я, растаяв от проявленного ею доверия, вдруг сознаюсь:
— У меня появился другой мальчик. Все сложно. Но он очень хороший…
— Поклянись, что он хотя бы похож на мальчика! — смеется она, и я возмущенно перебиваю:
— Ну ма-а-ам…
В прихожей щелкает замок, мама в ужасе избавляется от окурка, машет руками, распыляет мощную струю освежителя и заговорщицки подмигивает.
Папа орет:
— Ребенок!!! — С порога бежит обниматься, и я окончательно дурею от счастья.
После перекрестного допроса, завтрака и чаепития с домашним пирогом мы принимаемся лепить эти гребаные сибирские пельмени, обсуждать родню, вспоминать счастливые моменты, делиться планами, и я прячу периодически увлажняющиеся глаза.
Ночью сплю как убитая — без снов и тревог, а утром, сладко потянувшись, нашариваю под подушкой телефон, касаюсь босыми ступнями паласа и, прищурившись, смотрю на время.
Но тут же вскрикиваю
«Вокруг меня солнечно. Очень тихо и солнечно… Но я на «десятке». Я тоже на краю».
Сердце ухает в желудок, в голове гудит, в висках пульсирует кровь.
Солнце… солнечно… Станица Солнечная!
Ярик разуверился во всем и вернулся в логово своих демонов. Он вернулся домой!!!
30
Я стараюсь не поддаваться панике — хлопаю себя по щекам, поднимаюсь и, справившись с гулом в голове, вглядываюсь в городские дали — полуразрушенный бетон промзоны утопает в сочной зелени, белые облака похожи на сахарную вату, черные птицы бесстрашно ныряют в бездну и взмывают ввысь. Разморенная июньской жарой природа окончательно оправилась от урагана и града.
Занимаю крутящийся стул у стола, нахожу в поисковике объявления о розыске Ярика, внимательно рассматриваю его бледное лицо с острыми скулами, и сердце стучит, как сумасшедшее.
Нас разделяют полторы тысячи километров и сутки пути, мне нужно столько всего ему сказать, но прямых поездов до места назначения не существует, и даже путешествие с пересадками представляется огромной проблемой — график движения не восстановлен, я не ориентируюсь в пространстве и никуда, кроме соседней области, не выбиралась без сопровождения родителей или Юры.
Я держусь из последних сил, хотя тревога накрывает ледяными волнами — я ведь прекрасно понимаю, зачем Ярик сделал это. Он вернулся домой, потому что прекратил бороться и решил наказать себя за грехи, причиной которых стала я. Отказался от всего, что было важно и дорого, не переродился в гребаного сверхчеловека, а сдался и в одиночестве сходит с ума. Я могу попросту не успеть… и тогда моя жизнь тоже закончится.
Невидящими глазами пялюсь в экран смартфона и, задержав дыхание, по памяти набираю номер Юры.
Мой друг не обязан мне помогать — я предала и снова причиню ему боль, но он как никто умеет справляться с ней и обращать в неуемную энергию.
— Алло? — после трех гудков хрипит Юра, явно страдающий от похмелья, впрочем, теперь это не должно меня волновать.
— Я нашла его! — объявляю в трубку, и Юра, зевнув, наконец отдупляется.
— Кого?.. Филина? И куда же занесло нашего героя? В монастырь? Или в дурку?
Пропитанные ядом сарказма слова скрывают обиду, и я не ведусь — вкратце обрисовываю ситуацию, но удостаиваюсь лишь долгого скептического молчания.
— Мы должны его вытащить. Он не в порядке и может себе навредить! Помоги мне… Расскажи обо всем ребятам, — тараторю я, вгрызаясь в дужку очков, но Юра отрезает:
— Эль, ты в своем уме? У Дейзи вряд ли найдется время и бабло на такую широкомасштабную спасательную операцию…
— Хрен с вами. Я сама доберусь! — взвизгиваю я, отключаюсь и водружаю очки на переносицу. Ненавижу его. Ненавижу собственную беспомощность. Больной нарциссизмом ублюдок не мог так быстро повзрослеть и продолжает мстить мне и Ярику за сделанный выбор. Что ж, так даже лучше — отныне меня не гнетет рабская благодарность и стыд за принятые решения.