Синдром счастливой куклы
Шрифт:
Потом мы вызвонили ребят и пошли «в ночное» — в близлежащий загаженный лес, где разбили палатки, установили мангал и до утра орали песни под гитару.
Мой друг Юра — сногсшибательно прекрасный парень. Он заслуживает счастья…
Три года назад, после переезда в чужой огромный город, я старательно делала вид, что держусь — улыбалась через силу, ела безвкусные мамины завтраки-обеды-ужины, ходила с ней по музеям и торговым центрам, смиренно выслушивала полные оптимизма планы на будущее и всерьез верила, что смогу выкарабкаться, хотя душа болела, будто ее отбили тяжеленными сапогами.
Тогда воспоминания, вина, страхи, ненависть к себе и чудовищная ледяная тоска навалились с новой силой. И я впервые поняла, что сдержать данное Багу обещание жить и идти вперед будет очень и очень сложно.
У почившего родственника обнаружился обширный запас стальных лезвий для доисторической бритвы… И в один из тухлейших вечеров я пустила их в ход.
Предплечья, бедра, ребра, запястье на левой руке — отметины их острых ржавых языков остались везде.
Но каждый раз перед сном я созванивалась с мамой и как ни в чем не бывало врала, что все в норме. Я загибалась, лезла на стены от ужаса, но не жаловалась: пропал наш любимый кот Марс, мама была раздавлена, и я не хотела усугублять…
Первого сентября, натянув на худое истерзанное тело парадные цивильные шмотки, я отправилась в универ.
А дальше в моей судьбе возник Юра.
Благодаря его неуемной энергии и обширным связям на моих шрамах расцвели татуировки, а мои дни наполнились хоть каким-то смыслом. Три года мы действительно смотрели в одну сторону и творили всякую веселую дичь — сообща, спонтанно, оголтело…
Его мать права по всем статьям: для него это были отношения привязанности, любви и доверия. У него есть право ненавидеть меня.
Ярик тоже пострадал — купился на мой потерянный взгляд, вздохи и потоки флюидов и накосячил перед другом — нагло и жестко. Он уходил с тяжелым сердцем и огромной виной, сломанным, выведенным из строя. Должно быть, он презирает меня и клянет.
Эта версия событий удобна и идеально вписывается в привычную канву, но Баг из несбыточного светлого сна вывернул мой мешок, вытряхнул из него мусор и вернул наполненным только полезным опытом.
Плыть по течению и упиваться чувством вины можно долго — пока не закончится отведенное на земле время. Но когда оно закончится, не останется ничего, кроме сожалений.
Я должна выбраться из жуткого пыльного чулана и исправить все, что сломала. Извиниться перед тем, кому причинила боль. И спасти от одиночества того, кого люблю.
Судорожно стираю слезы и улыбаюсь своему бледному отражению. Взгляд падает на лезвие с коричневой коркой запекшейся крови и изорванную пачку с его нетронутыми собратьями. Смахиваю их на газету и вместе с остриженными волосами без сожалений смываю в унитаз.
Квартира, без Ярика погрязшая в запустении, как никогда нуждается в уборке, и я самозабвенно засучиваю рукава худи. Морщась и шипя, разгребаю хлам, уничтожаю паутины, распахиваю окна и впускаю в помещения летнее тепло.
Раны тянут и жгут, но таблы уже начинают действовать — склоняюсь над диваном, стаскиваю давно не стиранное
Опускаюсь на колени, поднимаю и долго рассматриваю каждый из них — шариковой ручкой на тонкой бумаге изображены многоглазые улыбающиеся чудовища, половины уплывающих в небытие китов, истерзанные куклы и мое лицо с разных ракурсов. Потрясающая прорисовка деталей: сжатые губы, настороженные глаза — на мятых клочках он изобразил не меня, а мою душу. И свою печаль. Тревогу. Неуверенность. Нежность. Любовь.
…Мальчик, готовый ради меня на все…
Ярик никогда не стал бы проклинать и ненавидеть. Им двигали благие намерения — он понимал, что рядом с Юрой я могу вполне сносно существовать. Но и предположить не мог, что запредельно хорошо мне было лишь с ним…
Покончив с хаосом вокруг себя, забираю со стола ноутбук, устраиваюсь на подоконнике и ищу хоть какую-то инфу о Ярике или неосторожно оставленные им следы. Я бы сорвалась с места в ту же секунду, как только узнала, в каком направлении двигаться, но поисковик не выдает никаких сведений о группах с новым, невероятно харизматичным фронтменом по прозвищу Оул и иных мало-мальски подходящих зацепок.
Пока я зависала в своей депре, подпитывала ее и боготворила, жизнь постепенно вошла в нормальное русло — заработали магазины, парикмахерские, летние кафе, театры и спортивные объекты. Регионы открыли границы. Ярик с его феноменальным обаянием при таких раскладах может быть где угодно…
Сворачиваю окно браузера и задумчиво пялюсь на экран с сотнями ярлыков на фоне альпийских пейзажей — Юра оставил на рабочке полный кавардак: множество никак не структурированных папок с разной хренью — обрезками видео, неудачными дублями, не увидевшими свет песнями, текстами и бренчанием на гитаре. Наобум щелкаю на иконку майского видеофайла и замираю — на меня напряженно смотрит Ярик, в темных, затуманенных алкоголем глазах тлеет надежда.
— Я обязательно найду тебя… — шепчу одними губами и едва справляюсь с накатившей тоской. Он подстраивает убитую гитару Юры, глубоко вдыхает, раскрывает рот, и мои последние сомнения катятся к чертям.
Это очень крутая песня. Она в сто раз мощнее «Веревки».
Это верный способ стать культовыми, повести за собой миллионы и исполнить мечту Ярика и ребят. Это гребаный второй шанс, который судьба не предоставляет таким, как я.
У меня дрожат руки.
Я знаю логин и пароль канала «Саморезов» — Юра так их и не изменил.
Он несколько недель не появлялся в сети, не ответил ни на один вопрос под видео о творческом отпуске и семейных проблемах Ярика, и я пользуюсь моментом — заливаю на канал видео с «Синдромом счастливой куклы».
Спустя несколько секунд прилетает первый «колокольчик», за ним — еще и еще один, а следом — десятки откликов.
«Это же Оул, какой он сасный!», «Юра, что с ним?», «Юра, решение о роспуске группы было тупым. Вернись», «Ками, я отдамся тебе, только не уходите», «Никодим, ты мне сотку должен, мудила!», «Дейзи, хочу тебя на стриме…», «Оул — просто пушка. Юра, когда новый подпольный концерт?»