Синдром вечного возвращения
Шрифт:
Хабартш пытается отстраниться от происходящего, ему противно тут находиться и давать какие-либо показания, оправдываться за свою порядочность. Он делает привычно безразличное лицо, старается сесть поудобнее, а чтобы не видеть серые физиономии — принимается рассматривать стену напротив.
Сказать, что они злы на Хабартша — значит, ничего не сказать. Наверняка, уже жалеют, что пригласили его в Лёжюерр, связались со своевольным и независимым книжником, который позволяет себе роскошь иметь собственно мнение. Была бы их воля, серые плащи, наверное, уже давно выставили бы Хабартша
Глазом бы не моргнули, выслав его обратно в Карамюсту, но теперь уже слишком поздно: глубоко погрузился Хабартш в суть проблемы. Знает слишком много, да и кто они без него? Объективно — не хватило бы им духа и разума на то, чтобы первыми выйти на связь с объектом. Не додумались бы, и смелости столько у них нет.
Уньёктти безмерно рад, что в итоге вышло именно так, как вышло. Никому он, конечно, не признается, что чуть ли не счастлив от того, что Хабартш передал звёздным странникам упреждающее сообщение. Дерзко, смело, самоотверженно — сам Уньёктти на такое не способен, поэтому он почти восхищается Хабартшем, разумеется, старательно делая при этом безучастный вид.
А Хабартш, продолжая разглядывать стену напротив, вспоминает обстоятельства недавнего инцидента.
Серые плащи перехватили письмо, которое Хабартш пытался переправить в Карамюсту. Поймали, что называется, с поличным, о чём самодовольно, неоднократно и нудно провозглашали.
— Внутренний саботаж! — обвинял старший сотрудник безопасности.
— Заговор! — вторил ему коллега, прибавляя к этому ещё какие-то нелицеприятные оценки.
Разбирались, понятно, долго и основательно. Допрашивали Хабартша, строили страшные предположения и умозаключения, грозили взысканиями, и если бы не заступничество Уньёктти, то вероятно, закончилось бы куда как плачевнее. Лишь активнейшее участие главного книжника наблюдариума спасло Хабартша от позорного изгнания из Лёжюерр, однако полученный опыт не позволил сделать должных выводов.
На этом и успокоились: выполнили вменяемую им в обязанности работу и посчитали, что этого вполне достаточно. Инцидент исчерпан, скандал хоть и прогромыхал, но — лишь в стенах наблюдариума: закрытость происходящего не позволило вылиться вовне…
— Нужно было учесть, что Хабартш от других ему подобных отличается умением смотреть на несколько шагов вперёд… — чуть позже глубокомысленно заметил один из серых плащей.
Сказал это в тот момент, когда выяснилось, что Хабартш всё же передал своё сообщение в сторону звёздного объекта.
Он заранее перехитрил любого в наблюдариуме тем, что подстраховался и подговорил одного из местных книжников — того самого, молодого и неравнодушного — продублировать послание штатными средствами наблюдариума, ведь вариант с Омжлусо изначально казался ему сомнительным, поэтому он не мог положиться лишь на него. Вероятно, следует вообще признать это отвлекающим манёвром: пока серые плащи вылавливали его корреспонденцию, вычитывали и разбирались с письмами, Хабартша заручился поддержкой проявившего искренний интерес к идее книжника и, воспользовавшись редкой паузой в надзоре за работориумом, прямо под боком и сотрудников безопасности, осуществил задуманное.
И объект ответил.
Неожиданно.
К тому моменту приглашённый книжник уже более или менее разбирался в языке звёздных пришельцев и с невероятной радостью прочитал, что обращаются они теперь не к какой-то Ариадне, а к населению Таугана. Несомненно, именно к ним, а к кому же ещё, если речь идёт о приветственном слове к родственной расе?
— Так что ж там сказано? — нетерпеливо спросил Уньёктти, когда с официальным допросом покончено. — Что там, всё-таки? — с профессиональным любопытством спрашивает он, искоса глядя на серых плащей. — Что в этом послании? — не может сдержаться Уньёктти, несмотря не то, что компрометирует себя в глазах ответственных за безопасность.
Хабартш будто ожил. Встрепенулся и с неподдельным воодушевлением взялся за разбросанную по столу фольгу. Выхватил один из листов прямо из рук Уньёктти, бегло глянул на него, откинул прочь, поискал глазами другой.
— Где-то тут… — бормочет он, а серые плащи уже не так напыщенны.
Служащие от безопасности смотрят на увлечённого книжника уже намного теплее, быть может, с некоторым снисхождением. Как на чудака, который со своей непосредственностью начудил им проблем. Один из них даже позволяет себе улыбку, наблюдая за тем, как Хабартш рыщет по столу в поисках необходимых ему материалов. Другой, явно смягчившись, надел на лицо покровительствующую маску и с некоторым даже интересом ожидает результатов.
— Вот тут… — Хабартш указывает в высокий и толстый столбец символов. — Эту смысловую группу я склонен трактовать как предупреждение о возможных несчастьях… То есть, не совсем так, но…
— Несчастьях? — все трое — Уньёктти и серые плащи — подавили свои полуулыбки и положительные эмоции, которые позволили себе в последние несколько минут. — Что значит — несчастьях? — с тревогой спросил старший плащ, видимо, воспринимая Хабартша чуть ли не источником таких несчастий.
— Это ведь находится во вступительной части послания? — недоумевает Уньёктти. — Что бы это значило?..
— Да, в самом начале, — подтвердил Хабартш. — Можно сказать, что именно с этого послание и начинается. Это не совсем предупреждение… — он уже глубоко сожалеет, что позволил себе столь неосмотрительную неосторожность и перепугал, причём, того, кого ни в коем случае нельзя было пугать. — То есть… — подыскивая более обтекаемую формулировку, Хабартш замялся, тем самым существенно потеряв в убедительности. Вероятно, любое из того, что он скажет после, будет воспринято как попытка оправдаться. — Вообще, дословно — они хотят, чтобы нас не постигала какая-либо болезнь! — заявил Хабартш, не найдя ничего вразумительнее. — Или что-то в этом роде… — совсем не уверенно закончил он, понимая, что допустил ещё одну оплошность, исправить которую никак не получится.