Синеволосая ондео

Иолич Ася

– А что если я просто играю эту роль? – улыбнулась Ригрета, наклонив голову на бок. Дверь закрылась, и она повернулась к Аяне. – В общем, любое проявление интереса со стороны женщины может быть расценено неверно. Такое позволяется только мужчинам, и то, они должны сдерживаться изо всех сил, особенно кирио. Юным кирио особенно сложно, потому что иногда тело созревает раньше, чем из головы уходит детство. Для этого и нужны катисы, капойо и дэски. Приглядывать, чтобы дитя не натворило дел, следуя порывам... горячей души.

– Да-а. Как всё

сложно.

– Да.

Аяна оглянулась на спящего Кимата.

– Как хорошо, что он родился мальчиком, – сказала она. – Ему не придётся краснеть, помалкивать и стоять, опустив глаза.

– Не сказала бы. Мне иногда кажется, что мужчинам не менее сложно. Ты не представляешь, насколько их сводит с ума вынужденное воздержание. – Ригрета закатила глаза, цокая язычком. – А он у тебя ещё и с южной кровью. Я была знакома с такими мужчинами. Они неутомимы, просто ненасытны... Иногда мне казалось, что я раньше сойду в лейпон, чем вымотаю того... Неважно. Представляю, каков был его отец.

– Вообще-то, он был довольно... сдержан первое время после нашего знакомства. Хотя я и дразнила его, как он это называл.

Ригрета пристально, с едким сомнением вгляделась в лицо Аяны.

– И он устоял?

– Сначала – да. Два с лишним месяца. Он даже спал со мной в одной кровати, но ничего... ничего не делал. Он сказал, что не может переходить черту.

– Аяна, чёрт возьми! И ты мучила его два с половиной месяца?

– Это он мучил меня, – сказала Аяна, мрачнея. – Я горела. Я думала, я сгорю.

– Ничего себе. Видимо, он крепко тебя уважал. Хотя это как посмотреть. Нельзя так мучить друг друга. Ну а потом-то?..

Аяна совсем незаметно покраснела и искоса глянула на Кимата.

– Ну вот видишь. Сколько он выдержал? Два месяца? И что было потом? И сколько ему было лет?

– Он взрослый.

– Взрослым чуть проще. Но юным кирио очень, очень тяжело.

– Девушкам всё же тяжелее. Анкэ сказала мне, что она переодевалась мужчиной. Я хочу попробовать. Во всяком случае, меня больше не будут хватать за зад, если я всё правильно поняла.

– Кто? – воскликнула Ригрета, вскакивая. – Вчера?

– Один кир из местных. Я не касалась его и не поощряла. Он первый меня облапал.

– Он решил, что ты строишь из себя недотрогу. Понятно. В любом случае, мы уезжаем. Надень как-нибудь костюм и посмотри, поможет ли. Если у тебя хватит смелости выйти в нём на улицу, конечно.

– Ригрета, – сказала вдруг Аяна, заметив кое-что. – Почему твоя кровать уже застелена?

– Потому что я не спала на ней, – расхохоталась Ригрета. – Ещё вопросы?

– Нет. Нет.

– Знаешь, что мне в тебе нравится? Ты не осуждаешь.

– Мне многие говорят это. А ещё одна девушка сказала мне, что я тупая и слепая, и что я как снулая рыба.

– Она, наверное, ревновала?

– О, да.

– Ты не снулая. И не тупая. Есть сладкие персики, которые свисают с веток, соблазняя бархатными ароматными боками. А есть орехи кеста,

за которыми приходится карабкаться на дерево или рыться в густой траве, у которых толстая и жутко колючая зелёная шкура, а внутри ещё и коричневая скорлупа, и их ещё нужно запечь, прежде чем есть, но тогда уже просто невозможно остановиться. И они гораздо питательнее персика.

– Да. У нас есть похожие орехи. Но они несъедобные, и колючки у них редкие. Они такого же цвета. У нас они называются ташта.

– Так вот почему твоего гнедого так зовут.

Кимат повернулся на бок и приоткрыл глаза.

– Ну, я пойду, не буду вам мешать, – сказала Ригрета, прикрывая за собой дверь. – Пойду прогуляюсь.

Аяна кивнула. Ей нужно было обдумать то, о чём они говорили с Ригретой. Южная кровь. Горячие люди. Вынужденное воздержание. Неутомимые... Ненасытные. Да, Конда действительно подходил под это описание. Что он делал все эти годы до встречи с ней? «Мне нужно было силой затащить тебя в бордель Нанкэ, и мы бы избежали этих проблем». Воло хотел затащить его... Это значит, что сам Конда не хотел? Он сказал тогда, что ходит на «Фидиндо» уже почти четырнадцать лет. В тринадцать лет он вряд ли думал о девушках... Или думал? В каждом порту есть бордель. А ещё он возвращался в Ордалл каждую зиму, и всю весну проводил на берегу... Кто знает...

Дикая, всепоглощающая ревность охватила её, такая яростная, что у неё потемнело перед глазами, и Аяна чуть не задохнулась. В Тэно и в Орте, в тамошних «домах радости», она ничего не спрашивала у девушек, но, как говорится, буква к букве – выйдет слово, слово к слову – выйдет песня. Он не был неопытным... Она идёт к нему два года. Люди с пылкими сердцами...

Она встала и завязала рубашку. Нет. Хватит. Надо остановиться. Олем Нети как-то сказала, что злость разрушает.

Аяна стиснула зубы. Ох, Конда. Столько вопросов к тебе накопилось.

Она схватила своё удобное красное платье и раздражённо натянула его, путаясь в рукавах и тесёмках корсажа.

– Ну что, Кимо, поехали?

32. Чирде

Аяна смотрела на бумажку. Понятно, почему Иреса так хихикала, когда тайком совала её в руку Аяне.

– Что у тебя там? – вытянул шею Харвилл.

– Образчик... эм-м... народного творчества, – сказала Аяна, вспомнив, как подобное назвал как-то раз Конда. – Просто песенка.

– Понятно. Будешь учить?

– Я уже выучила.
– Аяна улыбнулась и быстро сунула бумажку в карман.

– Ну что, будем учить ещё одну пьесу? – спросил Айол. – У нас ещё почти три месяца пути до Ордалла.

– Меньше, – покачала головой Анкэ. – Кадиар спешит так, как будто за нами гонятся. Мы впервые проезжаем эти места так рано. Два с половиной, наверное.

Аяна слушала их, и в груди нарастали противоречивые чувства. Она как будто несла пряжу, чтоб заправить станок, и вдруг упала, и вся коса перепуталась.