Синеволосая ондео

Иолич Ася

– Две?! – воскликнула Ригрета. – Нам повезло!

– Я так понял, что они там будут не полным составом. Одна семья едет в Ордалл, а вторая отправляет кирью в летнее поместье, на юг, на побережье, для укрепления тела.

– Прекрасно! – сказала Анкэ. – Нам надо постараться, чтобы на юге о нас тоже узнали.

– Но детям разве можно смотреть наши представления? – спросила Аяна.

– Та кирья не ребёнок. Наоборот, она уже старше, чем следовало бы. Насколько я понял, её хотят выдать замуж осенью, и перед тем, как представлять женихам, вывезут немного отдохнуть и как следует размяться,

чтобы не приходилось щипать её за щёки перед визитами или прикладывать жгучую траву для румянца, – сказал Кадиар. – Уверен, с ней капойо. В таких обстоятельствах вряд ли ей запретят присутствовать. Лутан бы не пригласил нас, будь наше представление неприемлемым. Аяна, как насчёт ондео? В первый день покажем Лаис, а во второй, перед отъездом, – ондео и ваши личные номера.

– Ей надо покрасить волосы, – сказала Чамэ. Я как раз хотела сказать об этом. Пока мы готовили сцену, я заглянула в лавку аптекаря. Вот.

Она достала из-под скамьи жестяную коробочку.

– Это держится не так долго. Аяна, ты готова ещё разок побыть ондео? Аптекарь поклялся, что это смывается мылом. Я уточнила, какие волосы он имел в виду, светлые или как у меня, и он сказал, что оно не пропитывает волосы, а ложится сверху. Это порошок какой-то травы, смешанный с воском и чем-то ещё. Надо подогреть и нанести на волосы гребнем. Я спросила, кому в голову пришло делать такую краску. Он сказал, его дочь готовила краску от седины и по ошибке насыпала туда травы из другой склянки. Он был так рад продать мне это средство! Попробуй на маленькой прядке.

– Хорошо, – сказала Аяна, забирая коробочку. – Попробую. Но покрашу, когда приедем к Лутану. Сколько я тебе должна?

– Нисколько. Он сделал мне скидку на другие товары, поэтому, считай, это досталось мне даром.

– У меня тоже кое-что есть. Я заходил сегодня к ковалю с нашей старушкой Ардестой. Заодно заглянул к кузнецу и нашёл там это, – сказал Айол, вытаскивая из-за пояса ножны. – Ты описывала нож своего друга, который у тебя отобрали в Фадо. Ты говорила, он удобный.

Аяна вынула нож и осмотрела его. Клинок в две ладони длиной был слегка расширен в передней части, как и у ножа Верделла, который ему дал кузнец в долине.

– Похож, – сказала Аяна. – У нас такие делают. А почему такая рукоять?

– Она обмотана кожей. Я не смог узнать, что за пропитку он использовал, видимо, это их тайна. Он обещал, что она не будет разбухать или растягиваться. Ты сможешь сменить её в Ордалле, если истреплется. В общем, владей. Дарю.

– Спасибо, – сказала Аяна, убирая руку с ножнами от Кимата, который сразу потянулся за ними. – Научишь?

– Да. Только завтра. Сегодня мы идём праздновать успех с Харвиллом и Кадиаром.

– А мы?

– Женщины не ходят по кабакам, Аяна.

Кадиар отогнал повозку на постоялый двор где-то на окраине города, и они с Харвиллом и Айолом ушли в таверну, которую приметили по дороге. Эта часть города была грязноватой и малоэтажной, и после людной мощёной площади Аяна удручённо смотрела на подсохшую истоптанную глину, перемешанную с соломой, по которой она вела Ташту к стойлам.

– Скоро дождь, – сказала Чамэ, – смотри.

Вместо белых, ровных, будто нарисованных облаков

откуда-то со стороны Чирде тянулись тёмные, тяжёлые дождевые тучи.

– Ну и хорошо. Ещё пуще всё зазеленеет, – сказала Анкэ. – Может, тоже отпразднуем?

– Я не хочу, – покачала головой Аяна. – Завтра с утра опять в дорогу, опять растрясёт... Эти страдания того не стоят.

– А я бы попраздновала, – сказала Ригрета. – Тогда мы без тебя. Без обид?

– Пожалуйста.

Дождь начался внезапно и продолжался до середины ночи. Анкэ достала карты, а Ригрета принесла бутылку вина, и они с Чамэ втроём сидели, тихонько болтая. Тусклый светильник освещал их лица, и Аяна задремала рядом с заснувшим Киматом, убаюканная их тихим разговором.

Когда она проснулась, в комнате уже было тихо, и тишина едва нарушалась негромким сопением спящих. Она лежала, глядя на пятно света вокруг горящего фитиля, и вдыхала запах лежалого сена и лёгкой прелости от своего матраса, а за окном шуршал по стене дождь.

Кимат спал, но Аяне не спалось. Она полежала, думая, какие слова могли бы быть у той мелодии, которую сыграл Конда, когда пришёл к ней на праздник, и как раз пыталась снова заснуть, когда Кадиар ввалился в комнату, шатаясь, поддерживаемый чуть более трезвым Айолом.

– Чтоб вас, – выругалась Чамэ, которую кто-то из них разбудил, наступив на руку.

Кадиар улёгся и моментально захрапел, а Айол в тусклом свете одного фитиля пытался снять куртку, тряся рукавами и вполголоса ругаясь.

Аяна встала и помогла ему с курткой.

– Спаси...бо, деточка моя, – сказал он и рухнул на свой матрас.

– Вот черти, – раздражённо сказала Чамэ. Почему мы пили, но не ведём себя так? И где этот олух?

Аяна осторожно пробралась между матрасами и выглянула за дверь. Харвилл не смог преодолеть низкой лесенки в извилистом, узком коридоре. Товарищи бросили его на этом поле неравной битвы, которую он бесславно проиграл, и теперь он храпел, лёжа щекой на нижней ступеньке.

– Вот зараза! – высунулась Чамэ вслед за ней. – Давай затащим его. Бери за руку, я за вторую. Иначе об него запнётся кто-то впотьмах, и он начнёт вопить и перебудит весь двор.

С третьей попытки им удалось затащить его на лесенку. Аяна вытерла лоб и выпрямилась, держась за спину.

– Чамэ, любовь моя, прости меня, – вдруг сказал Харвилл, хватая Чамэ за руку и притягивая к себе. – Прости меня, если сможешь.

С неожиданной для только что спавшего пьяным сном человека живостью он подтянул её к себе, так, что она упала на колени, и поцеловал, хватая за затылок. Аяна недоуменно нахмурилась.

– Иди к чёрту, полудурок, – сказала Чамэ, отталкивая его руки. – Проспись сначала.

Она встала, отряхнула подол и вытерла губы рукавом.

– Давай, тащим в комнату, – сказала она, слегка пиная вновь обмякшее тело Харвилла босой ногой. – Он тут весь проход загородил.

Наконец они затащили его и уложили у порога. Аяна легла к Кимату и накрылась одеялом, а Чамэ вздохнула, укладываясь на свой матрас.

– Мне было одиноко, – неожиданно прошептала она. – Я была гораздо моложе, и тосковала по сыну. И ему было одиноко. Это было давно, но он почему-то помнит.