Синтез (Synthesis)
Шрифт:
Они проходят в гостиную и садятся на диван, повернувшись друг к другу в пол-оборота. Они соприкасаются коленями. Джон чувствует долгожданное тепло, когда их пальцы переплетаются.
— Нужно кое-что прояснить. К вопросу о сексуальном влечении… Что ты имел в виду под «иногда»?
Он тут же перефразировал вопрос так, чтобы Шерлок мог ответить.
— Ты асексуален?
Шерлок пожимает плечами, затем кивает. Не знаю. Да. Он привык подавлять половой инстинкт, находя игру гормонов утомительной и раздражающей. Его никто никогда не привлекал. Кроме Джона, до Джона. Сгоревшие блины — лучшее тому
Но теперь вся невыплеснутая энергия рвется наружу, накрывая с головой, поджигая каждый нерв, каждый сантиметр кожи и каждую клетку тела. Он хочет оказаться ближе: ближе, чем нужно для поцелуя — и приближаться до тех пор, пока не исчезнет одежда, пока их тела не станут одним целым, пока он не поглотит Джона без остатка.
Он касается щеки Джона. Большой палец скользит по скуле, поглаживая; он наклоняется, чтобы сорвать долгожданный поцелуй. Под его напором Джон подается назад, до тех пор, пока неожиданно для себя не оказывается прижат к дивану. Шерлок нависает над ним, перенеся вес на локти и придавив его бедра своими. Джон все еще в халате, и, учитывая катастрофическую близость тел, его нескромная эрекция становится слишком очевидной проблемой.
Это открытие заставляет Шерлока задохнуться и прижаться еще сильнее. Джон снова издает тот странный гортанный звук. Он цепляется за штаны Шерлока, двигая бедрами в такт его фрикциям. Ооо, ммм… Трение — это славно.
Может Джон и не гей (кстати, надо спросить), но точно знает, что делает, двигаясь навстречу так, что их члены соприкасаются, вызывая острые вспышки наслаждения. В отличие от Шерлока, он не теряет остатков самообладания. Шерлок явно проигрывает в способности мыслить ясно — впервые в жизни. Будь рядом кто-то другой…
Однако это Джон, так что все в порядке. Оу, даже более чем. Неожиданно, ему становится тесно в собственной коже.
— Господи, Шерлок, замри, — Джон держит его за бедра. — И перестань издавать эти звуки, иначе я кончу.
Прежде чем Шерлок успевает принять меры, с губ слетает еще один сдавленный рык.
Отчаянное «Джон» заставляет партнера застонать.
— Точно, — Джон старается придать голосу деловой тон — впрочем, выходит неважно. Он отстраняет Шерлока; тот поднимается и, ухватив за руку, помогает ему встать. Он все еще не уверен в себе, так что вместо того, чтобы направиться в комнату, делает шаг в сторону, позволяя Джону вести за собой.
— Кровать, — решает Джон.
Шерлок кивает, соглашаясь.
В спальне Джон останавливается и привлекает Шерлока к себе. Дверь с шумом захлопывается. Их губы встречаются, и поцелуй длится мучительно долго. Шерлок тянет пояс халата, позволяя тому упасть на пол. Ладони Джона скользят под его футболку, и он прерывает поцелуй лишь для того, чтобы избавиться от досадной преграды. Шерлок спешит вернуться к начатому, приникая к вожделенным губам; позволяет Джону исследовать свое тело так, как ему вздумается. Что ж, ммм… В этом он действительно хорош.
Когда с одеждой покончено, Шерлок утягивает Джона на кровать. Сам он падает на спину, тогда как Джон садится сверху. На какое-то время он замирает, зачарованный открывшимся видом.
— Ты великолепен, Шерлок, — наконец говорит он. — Я в жизни не хотел никого сильнее.
Шерлок не может сдержать улыбки. В его
«Ты прекрасен, Боже, прекрасен. Я даже не думал, что способен желать так сильно», — но все, на что он способен — молчать и улыбаться, и, в общем-то, дело вовсе не в том, что он не может говорить.
Джон улыбается в ответ, и его руки скользят по молочной коже, лаская податливое тело, исследуя его словно карту новой неизведанной земли. Шерлок реагирует на каждое прикосновение — то затаив дыхание, то извиваясь, то жмурясь от удовольствия. Пальцы очерчивают выступающие ребра, твердые сильные мышцы, изгиб узкой талии. Скользят по животу вниз, от пупка ко внутренней стороне бедра, лаская самые чувствительные места, но не касаясь эрекции. Шерлок мечется от желания сомкнуть бедра, от невероятной игры гормонов и от мысли о собственном абсолютном бессилии.
— Такой чувствительный, — мурлычет Джон. Его ласкающий голос заставляет стонать и выгибаться навстречу прикосновениям. — Терпение, любимый, — шепчет Джон, и каждый произнесенный звук проникает глубоко под кожу, разливаясь по телу неведанным доселе теплом. Шерлок замирает, словно впервые по-настоящему заглядывая в глаза Джона.
Джон вспыхивает, но выдерживает взгляд.
— Если моя любовь для тебя сюрприз, то, должно быть, ты знаешь меня хуже, чем я думал.
Шерлок медленно качает головой, перетряхивая сознание в поиске нужных слов. Конечно, это не сюрприз; он знает об этой любви, знает давно — но никогда не ожидал, что Джон произнесет это вслух. Ему хочется ответить взаимностью, чтобы Джон тоже знал; он пытается произнести такие правильные, нужные слова.
— Джон, — все, что слетает с губ.
Только и всего.
Джон накрывает его рот ладонью. Шерлок падает с высоты собственных ощущений. Его губы тают от такого простого и естественного прикосновения.
— Тихо, любимый. Я все знаю. Когда-нибудь ты скажешь, а до тех пор я буду уверен: ты любишь меня. Ты говоришь это каждый день — я вижу это в тебе, я чувствую это, а теперь я знаю вкус твоей любви. Я знаю: ты любишь меня, Шерлок.
Шерлок обращается вглубь себя и там, где у самого сердца укрылось бережно хранимое имя Джона, находит новое, долгожданное слово:
— Любимый.
Джон улыбается и склоняется для поцелуя. Шерлок все еще невероятно возбужден. Он притягивает Джона, накрывая того своим телом; но в итоге Джон все равно оказывается сверху.
Он рычит, и прежде, чем Шерлок успевает решить — от боли или удовольствия, тот прижимается к его шее, начиная целовать, покусывать, а затем зализывать невидимые раны. Шерлок — Боже — он никогда не думал, что его шея настолько чувствительна. Он выгибается и стонет, когда их возбужденная плоть соприкасается, обнажая и без того нестерпимое вожделение. Джон скользит вдоль его тела, опираясь на руки, позволяя бедрам двигаться свободно, в их собственном естественном ритме. Его губы и язык исследуют кожу там, где до сих пор невидимой нитью тянутся оставленные пальцами следы. Боже, он, он действительно хорош — кажется, Джон знает каждый нерв, каждую клетку, каждый импульс; чувства Шерлока обостряются словно по щелчку, и тело откликается так охотно, словно оно всегда принадлежало Джону и знало только его умелые прикосновения.