Сирийский рубеж

Дорин Михаил

— На методсоветы нужно ходить. Там иногда интересные вещи обсуждаются, — ответил я.

— Ну, знаешь! Я и не думал, что традиционная баня в штабе Центра по субботам у нас называется методическим советом, — улыбнулся Горин.

А зря! Обычно у мужиков так всегда. Самые важные решения принимаются за столом или в бане.

Я ещё раз повторил моё предложение по установке такой антенны.

— Выставляем «макушку» антенны из-за естественного укрытия на местности. Будь то сопка или кроны деревьев.

Неважно. И можно скрытно осуществлять поиск целей, причём не только для себя, но и для других машин, участвующих в бою.

— Ну да! Объект наметили и выполняем «подскок». И всеми ПТУРами можно отработать. Также скрытно и уйти, — обрадовался Кеша, похлопав один из вертолётов по хвостовой балке.

Ми-28 слегка качнулся на один бок, а дверь в кабину оператора самостоятельно открылась. А ведь она, как мне казалось, была закрыта на защёлку.

Тут люди, знакомые со способностями Петрова, замерли в ожидании самого страшного. Немая пауза продолжалась несколько секунд. Я и сам ждал, что вот-вот что-то отвалится.

— Вы чего? — спросил Иннокентий.

— Кеша, иди сюда, братишка, — позвал я Петрова.

— Только ничего больше не трогай, — улыбался Занин.

Его мы уже познакомили с возможностями Кеши.

День закончился тем, что в модуле был накрыт небольшой стол. Пригласили представителей инженерной бригады, чтобы обсудить завтрашние полёты. Уже перед сном я вышел в беседку, чтобы подышать ночным воздухом.

Территория авиабазы хорошо освещалась. Обстановка на стоянках тихая и мирная. Только лопасти аккуратно покачивались у вертолётов от дуновения ветра.

— Не спится? — из темноты услышал я знакомый голос с большим акцентом.

Через секунды на свет вышел командир 976-й эскадрильи Рафик Малик в футболке и спортивных штанах. В зубах была сигарета. Редко мне попадались сирийцы-курильщики.

— Вышел подышать, — ответил я.

Рафик улыбнулся и подошёл ко мне ближе, щёлкая бензиновой зажигалкой.

— Мы с вами неправильно начали общение, Саша. Дядя мне уже сделал замечание по этому поводу.

Что и требовалось доказать! Салех Малик — действительно родственник Рафика.

— Он для вас авторитет, как я понимаю.

— Да. Полковник заменил мне отца. Он погиб во время войны за Голанские высоты.

Рафик имел в виду Шестидневную войну 1967 года. Именно тогда Сирия потеряла столь важную для себя территорию.

— А я сирота.

— И вы никогда не хотели узнать своей семьи? — спросил Малик.

Я сразу не стал отвечать. О поисках родственников никогда не думал — ни в этой, ни в прошлой жизни.

— Хороший вопрос.

Малик затушил сигарету и пожал мне руку, пожелав спокойной ночи.

— Саша, а можно вопрос. Вы приехали в Сирию как наёмник или как друг?

Возможно,

стоило ответить так же как и на предыдущий вопрос. Но реально ответ был иным.

— По приказу, Рафик. Мы все здесь по приказу. Не приехал бы я, приехал бы кто-то другой.

Сирийский комэска кивнул и ушёл в сторону своего жилища.

На следующее утро первыми в воздух поднялось наше звено Ми-28. Сирийцы сегодня решили не летать, так что небо полностью отдали нам.

Первый же вылет и мы с Кешей решили хорошенько проверить манёвренность нашего борта.

Воздушный поток от винтов рвал и кружил песок, забрасывая его в воздух мутными вихрями.

— Ориентир наметил, — доложил мне по внутренней связи Кеша из кабины оператора.

— Понял. Только это я обязан делать, — ответил я и начал выполнение манёвра.

К этому моменту мы снизились ещё ниже и буквально скользили в нескольких метрах над выжженной солнцем пустыней. Мелкие камни щелчками били по броне, а жгучий зной заполнял кабину, превращая её в настоящую парилку.

Начал выполнять боевой разворот. Ми-28 быстро накренился влево, выполняя манёвр. Скорость падает, а вертолёт быстро развернулся на нужный угол.

Начал выполнять горку. Ручку отклонил на себя. Нос задран, к креслу слегка придавило. Подошли к верхней отметке и я начал выполнять разворот. Перед глазами уже не голубое небо, а жёлтые пески пустыни.

— Пикируем, — сказал я по внутренней связи, направляя вертолёт вниз.

Подошли к отметке вывода и вновь тяну ручку на себя. Вертолёт хорошо реагирует на все отклонения. Всё замечательно!

— Кеша, а ты поработать не хочешь? — спросил я, предлагая Иннокентию тоже поуправлять.

Благо у нас с ним модификация с двойным управлением.

— Как скажешь, аль-каид! — ответил Петров, назвав меня «командиром» по-арабски.

— Управление передал, — сказал я по внутренней связи, и Кеша моментально начал выполнение манёвра.

Ми-28 медленно начал накреняться вправо, выполняя неинтенсивный разворот. Скорость по прибору продолжала находиться на отметке в 240 км/ч, но никакой особой интенсивности это не добавляло.

— Энергичнее, — сказал я, когда Кеша закончил выполнение первого боевого разворота.

— А по-моему я выполнил всё чётко. Только не то, что нужно, — посмеялся Петров.

— И вышел с курсом на солнце. В бою — самое хреновое.

— Тогда выполняю влево, — ответил Кеша и отклонил ручку управления.

Солнце пробивалось сквозь блистер. Даже опущенный светофильтр не спасал — слепящие лучи больно резали глаза, превращая горизонт в дрожащее марево.

Крен по прибору Кеша установил правильный. А вот с координированным отклонением ручки управления и педалей у него проблемы.