Систематическая теология. Том 3

Тиллих Пауль

II. Духовное Присутствие

А. Проявление Духовного Присутствия в духе человека

1. Характер проявления божественного Духа в человеческом духе

а) Человеческий дух и божественный Дух в принципе. — Мы решились употребить почти запрещенное слово «дух» (с маленькой буквы) в двух целях:

во-первых, чтобы дать адекватное имя той функции жизни, которая характеризует человека как человека и которая актуализирована в морали, в культуре и в религии; и, во-вторых, чтобы предоставить тот символический материал, который используется в символах «божественный Дух» или «Духовное Присутствие». Этот материал и дает нам измерение духа. Как мы уже видели;, дух как измерение жизни объединяет силу бытия со смыслом бытия. ДуТможно определить как актуализацию силы и смысла в их единстве. В пределах нашего опыта это совершается только в человеке — в человеке как целом и во всех тех

измерениях жизни, которые в нем представлены. Человек, опытно познавая себя человеком, осознает детерминированность своей природы духом как измерением своей жизни. Этот непосредственный опыт и дает нам возможность символически говорить о Боге как о Духе и как о божественном Духе. Эти термины, как и все иные положения о Боге, суть символы. В них эмпирический материал и усвоен, и трансцендирован. Без этого опытного восприятия духа как единства силы и смысла в себе самом, человек был бы неспособен выразить данный в откровении опыт «присутствия Бога» в терминах «Дух» или «Духовное Присутствие». Это опять показывает нам, что без понимания духа как измерения жизни никакое учение о божественном Духе не будет возможным.

На вопрос об отношении между Духом и духом обычно отвечают тем метафорическим положением, что божественный Дух пребывает и действует в человеческом духе. В этом контексте предлог «в» подразумевает все проблемы отношений божественного к человеческому, безусловного к обусловленному и творящего основания — к сотворенному существованию. Если божественный Дух врывается в дух человеческий, то это не значит, что он там пребывает. Это значит, что он подвигает человеческий

дух выйти за свои пределы, выйти из себя. '«В» божественного Духа — это «из» для человеческого духа. Дух как измерение конечной жизни вовлекается в успешное самотрансцендирование; он охвачен чем-то предельным и безусловнымГЭто по-прежнему человеческий дух; он остается тем, чем он был, но в то же время под воздействием божественного Духа он и выходит из себя. «Экстаз» — классический термин для обозначения этого состояния схваченности Духовным Присутствием. Он в точности описывает ситуацию человека в Духовном Присутствии.

В разделе «Разум и Откровение» (часть I системы) мы уже описывали природу опыта откровения, его экстатический характер и его отношение к когнитивной стороне человеческого духа. В том разделе было дано также и сходное описание природы того спасающего опыта, который является элементом опыта откровения точно так же, как и опыт откровения является элементом спасающего опыта. Духовное Присутствие вызывает экстаз в них обоих. В этом экстазе дух человека устремляется за свои пределы, не разрушая при этом своей сущностной, то есть рациональной, структуры. Экстаз не разрушает центрированности интегрированного «я». Если бы это случилось, то созидательное присутствие Духа заменилось бы демонической одержимостью.

Хотя экстатический характер опыта Духовного Присутствия и не разрушает рациональной структуры человеческого духа, но он делает нечто такое, чего человеческий дух не мог бы сделать сам по себе. Когда экстаз овладевает человеком, он созидает неамбивалентную жизнь. Человек в его самотрансцендировании может достичь неамбивалентной жизни, хотя и не может ею овладеть, не будучи сам прежде ею охвачен. Человек остается в самом себе. Сама природа самотрансцендирования побуждает человека задаваться вопросом о неамбивалентной жизни, но ответ должен прийти к нему через созидательную силу Духовного Присутствия. «Естественная теология» описывает и самотрансцендирование человека, и те вопросы, которые имплицитно заключены в осознании им амбивалентности этого самотрансцендирования. Однако «естественная теология» на вопрос не отвечает.

Это иллюстрирует ту истину, что человеческий дух неспособен принудить божественный Дух войти в себя. Такого рода попытки непосредственно относятся к амбивалентностям религии и опосредованно — к амбивалентностям культуры и морали. Если религиозное благочестие, нравственное послушание или научная честность смогли бы заставить божественный Дух «снизойти» к ним, то этот «снизошедший» Дух был бы человеческим духом в религиозном обличье. Он был бы (а зачастую так оно и бывает) лишь восходящим духом человека, естественной формой самотрансцендирования человека. Конечное не может принудить бесконечное; человек не может принудить Бога. Человеческий дух в качестве измерения жизни так же амбивалентен, как и всякая жизнь, тогда как божественный Дух создает жизнь неамбивалентную.

Это приводит нас к вопросу о том, до какой степени тезис о многомерном единстве жизни соотносится с Духовным Присутствием. Многомерное единство жизни самим свои существованием опровергает дуалистические и супранатуралистические учения о человеке в себе и в его отношении к Богу. Теперь же неизбежно должен возникнуть вопрос, не приводит ли контраст между человеческим духом и божественным Духом к тому, что снова вводится дуалистически-супранатуралистический элемент. Базовый ответ на этот вопрос состоит в том, что отношение конечного к тому, что бесконечно (и что, следовательно, выше всякого сравнения с конечным), не может быть ни измерено, ни адекватно выражено той же самой метафорой, которая выражает отношения между конечными сферами. С другой стороны, нет иного способа выразить какое бы то ни было отношение к божественному основанию бытия, кроме как воспользоваться конечным материалом и языком символов. Эту трудность нельзя преодолеть полностью, поскольку она отражает саму по себе человеческую ситуацию. Но на теологическом языке можно выявить осознание человеческой

ситуации, которое включает в себя и неизбежную ограниченность любых попыток выразить отношение к предельному. Один из способов выразить его — это использовать метафору «измерение», хотя и использовать ее с тем радикальным уточнением, которое подразумевается всякий раз, когда говорят об «измерении глубины», об «измерении предельного» или об «измерении вечного» (именно так в некоторых случаях я и делал сам). Очевидно, что метафора «измерение» (в том виде, в каком она используется в этих словосочетаниях) означает нечто отличное от того, что она означает-в перечне тех измерений жизни, которые уже мы описывали. Это не одно из тех измерений этого перечня, которые в своей актуализации зависят от актуализации предшествующего измерения. Нет, это и основание бытия всех этих измерений, и та цель, в направлении которой они самотрансцендентны. Следовательно, если термин «измерение» употребляется в таких словосочетаниях, как «измерение глубины» (а оно стало очень популярным), то означает он то измерение, в котором все измерения коренятся, отрицаются и утверждаются. Однако тем самым эта метафора превращается в символ, и весьма сомнительно, стоит ли рекомендовать двоякое — как в этом случае — использование одного и того же слова.

Другой способ преодолеть ту трудность, которая возникает в связи с выражением отношения человеческого духа к божественному Духу, — это заменить метафору «измерение» тем положением, что коль скоро конечное является — потенциально или сущностно — элементом божественной жизни, то все конечное определимо через это сущностное отношение. И коль скоро та экзистенциальная ситуация, в которой конечное актуально, подразумевает как отделение от сущностного единства конечного и бесконечного, так и сопротивление этому единству, то конечное актуально уже не определяется своим сущностным единством с бесконечным. Только в самотрансцендировании жизни и сохраняется эта «память» о сущностном единстве с бесконечным. Тот дуалистический элемент, который имплицитно содержится в подобного рода терминологии, является, так сказать, предварительным и преходящим; он служит всего лишь для отличения актуального от потенциального и экзистенциального от эссенциального. А если так, то это и не дуализм уровней, и не супранатурализм.

Меня спрашивали, не будет ли замена метафоры «измерение» метафорой «уровень» противоречить методу корреляции экзистенциальных вопросов и теологических ответов. Это противоречие и впрямь возникло бы в том случае, если бы божественный Дух представлял новое измерение в перечне измерений жизни. Но это не входило в наши намерения. Кроме того, приведенные выше соображения этому скорее воспрепятствовали бы. «Измерение», подобно категориям и полярностям, используется символически в том случае, когда оно прилагается к Богу. Следовательно, в словосочетании «измерение предельного» оно тоже используется символически, меж тем как, соотносясь с различными измерениями жизни, оно используется метафорически. Экзистенциальная ситуация человека требует метода корреляции и препятствует дуализму уровней. В сущностном отношении человеческого духа к божественному Духу имеет место не корреляция, но, скорее, взаимная имманентность.

6) Структура и экстаз. — /Духовное Присутствие не разрушает структуру того центрированного «я», которое является носителем измерения духа. Экстаз не отрицает структуры. Таково одно из следствий того учения о «преходящем дуализме», которое мы обсуждали в нескольких последних параграфах!. Дуализм уровней логически приводит к разрушению конечного (например, к разрушению человеческого духа ради божественного Духа). Но, религиозно говоря, Богу не нужно разрушать тот сотворенный им мир, который по своей сущностной природе благ, — разрушать для того, чтобы раскрыть в нем себя1, Мы уже говорили об этом в связи со смыслом «чуда». Мы отвергли чудеса в супранатуралистическом смысле этого слова, но мы отвергали и чудо творимого Духовным Присутствием экстаза тогда, когда его воспринимают в качестве призыва к разрушению структуры духа в человеке («Систематическая теология», т. I, с. 121).

Однако если бы мы давали «феноменологию» Духовного Присутствия, то в истории религии мы обнаружили бы большое количество таких сообщений и описаний, которые указывают на то, что экстаз как дело Духа разрушает сотворенную структуру. Проявления Духовного Присутствия с древнейших времен — включая и те, которые отражены в библейской литературе, — имеют характер чуда. Дух воздействует и на тело. Это и перенесение человека из одного места в другое, это и изменения в теле (такие, как зарождение в нем новой жизни), это и прохождение сквозь твердые тела и т. д. Дух оказывает также и чрезвычайное по характеру психологическое воздействие, которое сообщает уму или воле те силы, которые выходят за рамки естественных человеческих способностей: это и знание чужих языков, и проникновение в сокровеннейшие мысли другого человека, и способность исцелять даже на расстоянии. Как бы ни была сомнительна историческая достоверность этих сообщений, они указывают на два важных качества Духовного Присутствия: на его универсальность и его экстраординарность. Универсальное влияние Духовного Присутствия на все сферы жизни выражено в этих сообщениях о чудесах во всех измерениях; если говорить на супранатуралистическом языке, то они указывают на истину единства жизни. Духовное Присутствие содержит в себе ответ на вопросы, имплицитно заключенные в амбивалентно-стях всех измерений жизни: преодолеваются как пространственная и временная разделенность, так и телесные и психологические расстройства и ограничения. Об этом мы впоследствии будем говорить подробнее в «демифологизированных» терминах.