Сияние обманчивого Меркурия. Пятая книга
Шрифт:
Адам и Астра легко приняли подобную схему «жертва» – «истязатель», побоялись первоначального натиска, когда тетива не сдержала натяжения. С громким хлопком порвалась, поранив чуткий слух. Нервы рассыпались на составные части разборным луком. Посмотреть со стороны на операцию…
Что находится на операционном столе? Препарированные герои, которые ранее имели силу и волю, а теперь потеряли качества. Утрачена надежда на жизнь. Пустые глазницы не отражают взгляд. Глаза не впитывают действия как радость к сочетаниям, распознающиеся во взоре, когда ощущаешь точность отражения. Если не будет ответного сигнала, мозг не получит реальность. Будет в тумане. Хотя,
Отражая успешность пешки, поворачивают вспять песочные часы, когда герой не созревает, кроме слепого поклонения. Словно культ или отсутствие веры, когда идешь на алтарь. Не было готовности или ощущения пустоты в груди! Она была наполнена благими чувствами как лучи надежды и тепла, где созревает жизнь. Всегда было счастье, ведь носило оттенок сути, а не стиралось во множестве граней уничтоженного сосуда. Хрусталь жизни хрупок. Не справился с ударом о явь.
Сотни осколков врезаются в глаза, уставшие, что с ними случилось. Сложно посмотреть на меняющийся состав жизни, когда привык быть в покое. Ничто не длится вечно. Жизнь не стоит на месте. Учёный не хотел оставаться на тех же позициях, когда есть возможность больнее задеть и вскрыть оставшийся слой защиты. Ещё не всё покорено. Немного осталось до поклонения и уничтожения героя. Пара шагов до жертвенного алтаря. Там ничего нет. Темнота вокруг и везде.
Вездесущая темнота как объектив жизни, где бинокль не видит перед собой ничего, не желая раскрыть глаза. Пусть будет больно! Пусть лезвие раскроет веки, удивленные солнечному свету. Они приблизятся хоть на шаг к избавлению от мотива учёного. Его magnum opus, анабиоза, цели жизни. Не последуют за вьющимся светом, за которым смерть не ждёт. Темнота закрывает глаза ощущением. Темен мешок на слепой голове.
Надо смотреть вперед, чтобы понять, что ожидает. Есть универсальность понятия, когда хочется бороться, а не следовать по шагам, ведущим к завершению жизни. Нельзя легко сдаваться, если обрел реальность в чужих глазах, когда не увидел мотивы для действий. Закрываешь мотивацией, чтобы не ощущать тяготу выбора. Идешь, как бык на веревочке, на заклание. Не ощущаешь шаги под ногами. Не видишь себя.
За спиной угрюмо гремит пустота связкой ключей. Смеется, плюясь негодованием и скоростью выбранного пути. Ведь они нас выбирают. Или не всё зависит от рока? Есть ли расположение героя выше, что ожидает? Не может идти по сцене? Но, похоже, может. Пустота смеется повторно, вторя гнилым эхом предчувствие беды…
Не обретая спокойствие, поседела реальность. Чувства, присущие жизни, вышли из тела, когда головы героев упали вниз. Покорность выражена, как нельзя лучше и четче. Нет принятия иной судьбы и совпадения сути. Они выбрали, куда приведут, не зная, что последует. Нет прежней реальности и осведомленности в симпатиях к чувственному миру и отражению собственных притязаний на мир, когда идешь за учёным. Не видишь, кроме того, что обозначено спиной. Следуешь за тенью.
Становишься, как определение, не несущее в себе ничего, кроме того, что обозначено нулем в графике. Кривая не может взмыть вверх, если функция колеблется и принимает любое значение, кроме того, что необходимо. Математика – царица наук и может подсказать мотив для действий. Но герои не слышат реальности.
Адам и Астра закрывают глаза, боятся вечной темноты, забирающей переживание момента, ведь стирается в момент осязания тщетности сути. Бытие не вовлечено в спектр понятия, как оценить жизнь прошлую, как в разрезе факторов, приводящих к исходным свойствам
Явь наступает на вложение смысла, когда жизнь не понимает, где она, зачем здесь, а не в другом пребывании. Не отслеживает иллюзию, а слепо идёт, так как поглощается влиянием кукловода. Он уничтожает сопротивление, зарождающееся, так оставшееся от телесности воли. Где достигается суть, там нет ничего, кроме героев, идущих по черте. Но она последняя или определяется чем-то здравым, не смертельным? Есть тяга к жизни через инстинкты. Но они стираются.
По тихому, медленному насыщению гибели герои не представляют цельное или несущее суть. Если утратят последний эпизод, то шаг за пропасть будет последним. Они утратят себя, не найдут, так как стерта грань принятия и отказа от голоса, гремящего в уме. Он громче. Тоньше и больнее сознавать колосья проросшей воли. Они растут обратно, как в шири. Причиняют боль.
С таким качеством проросшего внутрь головы гипноза Адам и Астра уже не живые люди. Это манкурты, сделанные таковыми специально. Знаете как? Пленников, которым не повезло выжить в честном бою, заковывали в цепи. Избивали до потерянного сознания. Вывозили в чистое, степное поле, куда падают лучи выжигающего восточного солнца. Степное солнце не знает жалости, ни границ убийственного естества. Когда пленник скован деревянным распятием, не может пошевелить ни рукой, ни ногой, то ни о чем, кроме солнца, нельзя говорить. Ухудшало положение шири.
Это убийство мозга. Забивали верблюда, делая из выи жесткую, но прилипчивую, как плавательную шапочку, шапку. Они прилипала намертво к голове, обритой наголо. Так было суждено лежать под лучами опаляющего солнца несколько дней. Волосы врастали обратно в кожу, находя жесткое сопротивление верблюжьей шерсти. Пленник терял разум в потоках боли. Не знал, кто он, куда идет, кем стал, что представлял собой. Нет памяти.
На исходе дней получался раб, слепо идущий за новым хозяином. Глаза не закрыты от ударов, а выклеваны влиянием на ум. Нет сопротивления. Есть приказ.
Приказ. Герой марширует, куда ведомо кукловоду. Марионетка, не знающая, как зовут, ведь для неё не важно. Когда находился несколько дней под знойными лучами солнца, хозяин тот, кто дал воду. Снял шири и даровал свободу от боли. От памяти и переживания. Ничего нет, кроме приказа.
Примерно такое действие оказывал гипноз, если утрировать состояние, как сопоставляя с манкуртами, так приводя примеры из монологов учёного. Что-то ещё было! Неясная грань мысли забилась в голове Адама. Он помнит. Он знает, о чем говорил учёный. Это нзамби, магия вуду, зомби.
Всё совпало воедино, так как не представляет разрозненные черты, где не разгадать или привести в должный вид. Понятно, как действует на головы героев учёный, зная, как нанести удар или понятие на строй ума. Разрушая до основания, чтобы насытить радость от контроля и силы. Есть воцарение нового сатрапа, когда исчезает реальность. Когда нет прежнего человека, есть кукловод. Марионетка уходит со сцены…
Каркас мозга, представляющий грани прежнего состояния, не крепок, а накреняется направо, либо налево. Не пребывает в покое или стазисе реальности, когда есть возможность сопротивляться. Встать с колен, чтобы вонзить клинок во врага. Но поздно. Сценой подводится чертой, выводя этап вольности из обихода жизни. Её не найти в словаре.