Заканчивала инженерный вуз,ходила в горы, занималась спортом,а жизнь писала новое на стертоми подарила сердцу пенье муз.Как будто бы в душе открылся шлюз,внезапный дар затеял с веком спор там, –и прежний мир уже смещен и сболтан,и к новой тайне пробудился вкус.Все начиналось с песен Окуджавы.Как и во все концы моей державы,они пришли в сибирские края.И лад в словах услышался впервые,и потекла в тетрадки курсовыенежданной
страсти странная струя.
«Иду на зов. Не спрашивай откуда…»
Иду на зов. Не спрашивай откуда.На сердце соль. Тропа темна, трудна.Но, если жар, ты и в аду остуда,а близ тебя и смерть не холодна.Ты в снах любви, как лебедь, белогруда,но и слепым душа в тебе видна.Все женщины прекрасны. Ты однабожественна и вся добро и чудо,как свет и высь. Я рвусь к тебе со дна.Все женщины для мига. Ты однадля вечности. Лицо твое на фресках.Ты веришь в жизнь, как зверь или цветок,но как духовен каждый завиток,любовь моя, твоих волос библейских.
«Тебе в то лето снилась Лорелея…»
Тебе в то лето снилась Лорелея,и боль настигла, по сердцу скребя,когда, безумным личиком мертвея,звала отца, об умершем скорбя.Земля Сибири приняла в себявсю грусть и жалость пасынка-еврея,телесный прах сугробинками греяи о душе метелицей трубя.Преодолевши материну нехоть,ты в дальний путь заторопилась ехать,сменив на риск сиротское жилье.В те дни мы были оба одиноки,но я не знал, что ты уже в дороге,уже в пути спасение мое.
«Не встряну в зло, не струшу, не солгу…»
Не встряну в зло, не струшу, не солгу.Есть карточка, где ты в горах на юге…Учи меня мучительной науке,как сладко быть у губ твоих в долгу.Мне трын-трава проказы и разлуки,но я забыть до смерти не смогу,как ты, раскинув ласковые руки,лежишь, как жар, нагая на снегу.В любовной выси облачком соблазна.И, если ты с влюбленным не согласна,прости восторг, за радость не гневись,и я, прощенный, нежностью наполнюсь.В тебе ж, как сестры милые, духовностьи чувственность, грудь с грудью, обнялись.
«И мы укрылись от сует мирских…»
И мы укрылись от сует мирскихв скитах любви, где нежность – настоятель,где ты, прижавшись, в небе ли, в объятье ль,плыла сквозь жар в завороженный стих…Вот сон другой: мы были в мастерскиху Эрнста Неизвестного. Ваятельбыл с нами прост, как давнишний приятель,но Бог дышал в мироподобьях сих.И здесь был дух деянию опорой.Не знали мы, ни день, ни час который,и вышли в мир с величием в крови.А там Москва металась и вопила,там жизнь текла, которой сроду былоне до искусства и не до любви.
«Эрнст Неизвестный, будь вам зло во благо!..»
Эрнст Неизвестный, будь вам зло во благо!Моя ж хвала темна и бестолкова.В сведенных
мукой скалах Карадагабыл тот же мрак, такая же Голгофа.Кричат, как люди, глина и бумага,крылатый камень обретает слово,и нам, немым, вдвойне нужна отвагаживьем вдышаться в гения живого.В его мозгу, что так похож на Дантов,болят миры, клубится бой гигантов.Биндюжник Бога, вечный работяга,один как перст над ширью шквальной дали,скажите, Эрнст, не вы ли изваялииз лавы ада чудищ Карадага?
«Мой храм, как жизнь, всемирен и пространен…»
Мой храм, как жизнь, всемирен и пространен,он пуст и тих, и служба в нем проста,но там возжен огонь любви, беспламен,дышать свежо пред образом Христа.Твоей души в нем веет красота,я ей навек в монашье сердце ранен,а поцелуй сквозь дрему утром раннимстократ святей лампады и креста.Мой Бог – добро, приявшее твой облик,с которым я, изранив душу об век,как с чудной вестью, по миру иду.Душе не надо лучшего молебна.Как целовать отрадно и целебнотвое лицо в Исусовом саду.
«Здорово, друг, читатель, ветеран…»
Здорово, друг, читатель, ветеранисканья смысла на мирских базарах!Неведом нам, как светел ты и ярок.Чем дышится тебе по вечерам?О жажда лиц! Не прячь свое в чулан.Мы заждались. При звоне щедрых чарокяви его в изжажданный подарок,родным открыт и алчущим желан.Всмотрись в наш свет, кто нам готов быть братом,за то, что – нет – не кончен счет утратам,за то, что зорь без горестного днятаким, как мы, при жизни не дождаться,за меты тьмы, за то, что может статься,ты любишь, близкий, Лилю и меня.
«Услышь мое заветное условье…»
Услышь мое заветное условье.Когда умру, зарой мой прах в глубимоей Руси, где гульбища коровьи,где небо землю молит «Не убий».Поэтов русских помни и люби,клади их сны в ночное изголовье, –они полны духовного здоровья,как русский лес и лето на Оби.Храни наш рай во свете и в тиши,но то, что есть, былым не заглушии новых дружб тоской не охлади ты.Люби живых, с кем жизнь тебя свела,и будь сама любима и светла,с душой Христа и телом Афродиты.
«Издавнилось понятье „патриот“…»
Издавнилось понятье «патриот».Кто б не служил России, как богине,и кто б души не отдал за народ?Да нет ни той, ни этого в помине.Прошли как жизнь. Дурак о них не врет.Колокола кладбищенской полынипоют им вслед, печалясь, как о Риме,грустит турист у вырытых ворот.Народ – отец нам и Россия – мать,но их в толпе безликой не узнать,черты их стерлись у безродной черни.Вот что болит, вот наша боль о чем, –к моей груди прильнувшая плечом, –а время все погромней, все пещерней.