Сияние снегов (сборник)

Чичибабин Борис Алексеевич

«Без всякого мистического вздора…»

Без всякого мистического вздора,обыкновенной кровью истекав,по-моему, добро и здорово,что люди тянутся к стихам.Кажись бы, дело бесполезное,но в годы памятного злапоеживалась Поэзия, –а все-таки жила!О, сколько пуль в поэтов пущено,но радость пела в мастерах,и мстил за зло улыбкой Пушкинанепостижимый Пастернак.Двадцатый век болит и кается,он – голый, он – в ожогах весь.Бездушию политиканстваПоэзия – противовес.На колья лагерей натыканная,на ложь и серость осерчав,поворачивает к Великомучеловеческие сердца…Не для себя прошу внимания,мне не дойти до тех высот.Но у меня такая мания,что мир Поэзия спасет.И вы не верьте в то, что плохо вам,перенимайте вольный духхотя бы Пушкина и Блока,хоть этих двух.У всех прошу, во всех поддерживаю –доверье к царственным словам.Любите Русскую Поэзию.Зачтется вам.1959

Воспоминание об Эренбурге

От нечестивых отмолчится,а вопрошающих научитИлья

Григорьевич, мальчишка,всему великому попутчик.Ему, как пращуру, пращу бы –и уши ветром просвистите.Им век до веточки прощупан,он – озорник и просветитель.Чтоб не совела чайка-совесть,к необычайному готовясь,чтоб распознать ихтиозаврав заре светающего завтра.Седьмой десяток за плечами,его и жгли, и запрещали,а он, седой, все так же молод –и ничего ему не могут.Ему сопутствуют, как видно,едва лишь путь его начался,любовь мазил и вундеркиндови подозрительность начальства.Хоть век немало крови попил,а у жасмина нежен стебель,и струйки зыблются, и тёпелиз трубки высыпанный пепел.И мудрость хрупкая хранится,еще не понятая всеми,в тех разношерстных, чьи страницыпереворачивает время.И чувство некое шестоевбирает мира темный трепет.Он знает более, чем стоит,и проговариваться дрейфит.Я все грехи его отринуи не презрю их по-пустомуза то, что помнит он Маринуи верен свету золотому.Таимой грустью воспарившив своем всезнанье одиноком,легко ли помнить о Парижеу хмурого Кремля под боком?Чего не вытерпит бумага!Но клятвы юности исполнитугомонившийся бродяга,мечтатель, Соловей-разбойник.Сперва поэт, потом прозаик,неистов, мудр, великолепен,он собирает и бросает,с ним говорят Эйнштейн и Ленин.Он помнит столько погребенныхи, озарен багряным полднем,до барабанных перепоноктревогой века переполнен.Не знаю, верит ли он в Бога,но я люблю такие лица –они святы, как синагога.Мы с ним смогли б договориться.(1961)

Пушкин – один

А личина одна у добра и у лиха,всё живое во грех влюблено, –столько было всего у России великой,что и помнить про то мудрено.Счесть ли храмы святые, прохлады лесные,грусть и боль неотпетых гробов?Только Пушкин один да один у России –ее вера, надежда, любовь.Она помнит его светолётную поступьи влюбленность небесную глаз,и, когда он вошел в ее землю и воздух,в его облик она облеклась.А и смуты на ней, и дела воровские,и раздолье по ним воронью, –только Пушкин один да один у России –мера жизни в безмерном краю.Он, как солнце над ней, несходим и нетленен,и, какой бы буран ни подул,мы берем его том и душою светлеем,укрепляясь от пушкинских дум.В наши сны, деревенские и городские,пробираются мраки со дна, –только Пушкин один да один у России,как Россия на свете одна.Так давайте доверимся пушкинским чарам,сохраним человечности свет,и да сбудутся в мире, как нам обещал он,Божий образ и Божий завет.Обернутся сказаньем обиды людскиена восходе всемирного дня, –только Пушкин один да один у России,как одна лишь душа у меня.(1960, 1990)

Сонет с Маршаком

В краю, чье имя – радости синоним,на берегу, зеленом и морском,смутясь до слез и в трепете сыновнем,мне говорить случилось с Маршаком.Я час провел с веселым мастаком,как сердце, добрым, вовсе не сановным.Сияло детство щедрое само в неми проливалось солнечным стихом.Седым моржом наморщенный Маршаксудил мой жар, стараясь быть помягче.Бесценный клад зарыт в моих ушах.Ему б – мой век, а мне б – его болячки.И что мне зной, и что мне мошкара?Я горд, как черт, что видел Маршака.1962

Черное море

Лишь закрою глаза –и, как челн, меня море качает,и садится на губынагая и теплая соль.Не отцовством объят,а от солнца я пьян и от чаек.О, как часто мне снитсясоленый и плещущий сон!Дразнит прозу мою,брызжет в раны веселый обидчик,чья за мутью и зеленьютак изумительна синь.То ли хлопья летят,то ли птицы хлопочут о пище, –то порхают барашки,которых вовек не сносить.Ну о чем бормотать?Ну какого рожна кипятиться?Я горю на огне.Я – роса. Я ничем не гнетусь.Я лежу на рядне.Породниться бы нам, кипарисы!Солнце плавит плодыи колышет в ладонях медуз.Разверзаются недра,что вечно свежи и не дряблы.Ходят нежные негры.Здесь камень до ночи нагрет.Пахнет йодом и рыбой.И ёкает сердце над рябью,где хохочущий поварготовит чертям винегрет.Отоспимся потом.До потемок позябнем от зыби.По ночам оно дышит,как скинувший бурку джигит.Море хлюпает в мол.Море мокрые камешки сыплет.Им никто не насытится.Море и мертвых живит.И смывает всю муть.И смеется светло и ломяще.И прозрачно слоится.А может и скалы молоть.И возьму я с собойв свой последний отъезд из Ламанчивместо хлеба и книгилохматой лазури ломоть.1962

Гомер

Дело сводилось к осени.Жар никого не радовал.Пахло сырами козьими,луком и виноградом.Пахло горячей пазухойветреной молодайки.Пахарю пахло засухой.В море кричали чайки.Рощи стояли выжжены.Воздух был жгуч и душен.Редкий дымок из хижинынапоминал про ужин.В тонких колосьев лепете,в шуме деревьев пряныхпередвигался слепенькийв сером хитоне странник.Старенький, еле дышучи,хату свою покинув,шел прародитель тысячиуитменов и акынов.Тут и случись неладное.Вдруг запершило в горле,скрючило – и сандалииноги ему растерли.Сел, прислонившись к дереву,губы тоской зашиты,немощный, сирый, – где емув мире искать защиты?Родина

вся как нищая,мучалась и говела,только и было нынче ейдела что до Гомера.Он и на то не сердится,зная свой меч и заступ,может, всего лишь семьдесят,может, уже и за сто.Помнит ли кто, как с детства онбыл в состязаниях первый,как он дышал и действовал,а не слагал напевы?Лишь потерявши зрение,взявшись больным за лиру,смел он стихами зрелымивек свой поведать миру.Трогая лиру старуюпальцами рук усталых,пели до сна уста егодля молодых и старых.Рады или не рады,гостя впустив под вечер,спать его виноградариклали в сарай овечий.Там этот старый сказочниктешился миской супа.Свет его мыслей гаснущихбился темно и скупо.Рано вставал – и заново,бос и от пота солон,шел до конца до самогок новым краям и селам.Щеки, что были смуглыми,стали от бурь рябыми.Слушали слуги с мулами,воины и рабыни.Были слова не шелковыдля городского слуха,не соловьями щелкали,а рокотали глухо.В них – не обиды личные,не золотая шалость, –целой земли величиеширилось и вмещалось.…Ну так обиды побоку!Духом воспрял художник.Враз набежало облакои запузырил дождик.Начало 1960-х

Приготовление борща

Моя подруга варит борщ.Неповторимая страница!Тут лоб как следует наморщь,чтоб за столом не осрамиться.Ее глазенушки светлы.Кастрюля взвалена на пламя,и мясо плещется в компаньиморкови, перца и свеклы.На вкус обшарив закрома,лохматая, как черт из чащи,постой, пожди, позаклинай,чтоб получилось подходяще.Ты только крышку отвали,и грянет в нос багряный бархат,куда картошку как бабахнутладони ловкие твои.Ох, до чего ж ты хороша,в заботе милой раскрасневшись(дабы в добро не вкралась нечисть),душой над снедью вороша.Я помогаю чем могу,да только я умею мало:толку заправочное сало,капусту с ляды волоку.Тебе ж и усталь нипочем,добро и жар – твоя стихия.О, если б так дышал в стихи я,как ты колдуешь над борщом!Но труд мой кривду ль победит,беду ль от родины отгонит,насытит ли духовный голод,пробудит к будням аппетит?..А сало, желтое от лет,с цибулей розовой растерто.И ты глядишь на Божий светхотя устало, но и гордо.Капуста валится, плеща,и зелень сыплется до кучи,и реет пряно и могучеблагоухание борща.Теперь с огня его снимайи дай бальзаму настояться.И зацветет волшебный майв седой пустыне постоянства.Владыка, баловень, кощей,герой, закованный в медали,и гений – сроду не едалитаких породистых борщей.Лишь добрый будет угощен,лишь друг оценит это блюдо,а если есть меж нас иуда, –пусть он подавится борщом!..Клубится пар духмяней рощ,лоснится соль, звенит посуда…Творится благостное чудо –моя подруга варит борщ.1964

Ода русской водке

Поля неведомых планетдуши славянской не пленят,но кто почел, что водка яд,таким у нас пощады нет.На самом деле ж водка – дардля всех трудящихся людей,и был веселый чародей,кто это дело отгадал.Когда б не нес ее ко рту,то я б давно зачах и слег.О, где мне взять достойный слог,дабы воспеть сию бурду?Хрустален, терпок и терпимее процеженный настой.У синя моря Лев Толстойее по молодости пил.Под Емельяном конь икал,шарахаясь от вольных толп.Кто в русской водке знает толк,тот не пригубит коньяка.Сие народное питьеразвязывает языки,и наши думы высоки,когда мы тяпаем ее.Нас бражный дух не укачал,нам эта влага по зубам,предоставляя финь-шампаньначальникам и стукачам.Им не узнать вовек тогоневосполнимого тепла,когда над скудостью столавоспрянет светлое питво.Любое горе отлегло,обидам русским грош цена,когда заплещется онасквозь запотевшее стекло.А кто с вралями заодно,смотри, чтоб в глотку не влили:при ней отпетые вралипроговорятся все равно.Вот тем она и хороша,что с ней не всяк дружить горазд.Сам Разин дул ее не раз,полки боярские круша.С Есениным в иные дниистория была такая ж –и, коль на нас ты намекаешь,мы тоже Разину сродни.И тот бессовестный кащей,кто на нее повысил цену,но баять нам на эту темуне подобает вообще.Мы все когда-нибудь подохнем,быть может, трезвость и мудра, –а Бог наш – Пушкин пил с утраи пить советовал потомкам.1963

Сонеты к картинкам [4]

1. Паруса

Есть в старых парусах душа живая.Я с детства верил вольным парусам.Их океан окатывал, вздувая,и звонкий ветер ими потрясал.Я сны ребячьи видеть перестали, постепенно сердцем остывая,стал в ту же масть, что двор и мостовая, –сказать по-русски – крышка парусам.Иду домой, а дома нынче – стирка.Душа моя состарилась и стихла.Тропа моя полынью поросла.Мои шаги усталы и неловки,и на простой хозяйственной веревкетряпьем намокшим сохнут паруса.

4

Сонеты к рисункам Леонида (Леши) Пугачева – актера, художника, друга Б. Чичибабина.

2. Вечером с получки

Придет черед, и я пойду с сумой.Настанет срок, и я дойду до ручки.Но дважды в месяц летом и зимоймне было счастье вечером с получки.Я набирал по лавкам что получше,я брился, как пижон, и, бог ты мой,с каким я видом шествовал домой,неся покупки вечером с получки.С весной в душе, с весельем на губахидешь-бредешь, а на пути – кабак.Зайдешь – и все продуешь до полушки.Давно темно, выходишь, пьяный в дым,и по пустому городу один –под фонарями, вечером, с получки.