Скандинавский король

Халле Карина

Разве это хреново — хотеть этого?

А ещё более хреново хотеть этого от неё?

Это хреново, говорю я себе. Ты думаешь, что заслуживаешь этого?

Раздаётся лёгкий стук в дверь.

Не знаю, сколько времени я простоял там, мысли уносились в бездну. Я открываю дверь и вижу Аврору с другой стороны, держащую бутылку аквавита. Она улыбается мне так, будто выиграла весь мир, и это заставляет меня чувствовать то же самое. Она заразительна своей радостью,

и я так долго сопротивлялся тому, чтобы почувствовать её.

— Где ты это взяла? — удаётся сказать мне.

— У меня есть способы, — лукаво говорит она, и я понимаю, что должен сказать ей, что передумал, что я просто иду спать, и что она может оставить бутылку себе, когда она стремительно входит в комнату.

И я ухожу с дороги, чтобы пропустить её.

Я мягко закрываю за ней дверь и следую за ней.

Она забегает в ванную и выходит оттуда с двумя стаканами, затем подходит к кровати с розовым покрывалом принцессы и садится. Она снимает сапоги, остаётся в одних серых колготках, а потом садится, сложив ноги вместе и подогнув их под себя.

На мгновение я снова не могу дышать, и в моих конечностях нарастает чужой жар.

Я говорю "чужой", потому что не могу вспомнить, когда я чувствовал его в последний раз.

Это.

Старая добрая похоть.

Я тут же сажусь в розовое кресло, мне нужно успокоиться, нужно заглушить любое чувство, которое не является безразличием.

Это ещё одна битва, которую я должен выиграть.

— Вот, — говорит она, наливая мне бокал. Она стоит на коленях на кровати и наклоняется вперёд, протягивая мне бокал, её блузка опускается так низко, что я вижу её грудь и кружево лифчика, её волосы падают на лицо и…

Я перевожу взгляд на неё, надеясь, что она не сможет прочесть то, что горит у меня внутри.

Я обхватываю рукой стакан, и её пальцы касаются моих, но она не отпускает их.

— Ты ведь не злобный пьяница? — спрашивает она, настороженно сморщив нос и слегка отодвигая от меня напиток.

— Злобный пьяница? Нет. Я так не думаю.

Она отпускает стакан. — Хорошо. Потому что я могу справиться с твоей злобной задницей, когда ты трезвый. Я не думаю, что смогла бы сделать это, если бы ты был пьян. — Она поднимает свой бокал. — Вот. Выпьем. Или Skal, верно?

— Skal, — рассеянно говорю я, прижимая свой бокал к её. Я делаю глоток ликёра, позволяя теплу кружиться вокруг моего языка с лёгким чувством вины за её комментарий. — Знаешь, я думаю, мне нужно извиниться перед тобой.

Она сглатывает, вытирает рот тыльной стороной ладони и старается не поморщиться. — Боже, эта штука чертовски ужасна.

— Это приобретённый вкус.

Она гримасничает, её глаза прищурены, язык высунут. — Бе! Боже. — Затем она делает ещё один глоток. — Хммм. Становится лучше. Вроде того. — Она смотрит на меня, морщась. — Прости, за что ты пытаешься извиниться?

— За то, что заставил тебя плакать.

— Когда? Несколько недель назад?

— А с тех пор я заставлял тебя плакать?

— Возможно,

с тех пор я пролила пару слезинок, но это из-за месячных, а не из-за тебя.

Я поднимаю бровь на отсутствие у неё фильтра.

— Извини, — говорит она, щеки её раскраснелись. — Но ты, наверное, должен знать это обо мне. Я становлюсь эмоциональным зверем, когда наступает это время месяца.

Её откровенность заставляет меня улыбнуться. — Полагаю, я должен быть готов к этому, имея двух дочерей.

— О да. — Она смеётся. Мягко и в то же время какой-то по злому. — Тебя ждёт адская поездка.

— Нет, если ты здесь, чтобы помочь мне, — говорю я, и в тот момент, когда слова покидают мой рот, я понимаю, как глупо это было сказать.

— Тебе придётся продлить мой контракт примерно на шесть лет или около того. — Она улыбается в свой бокал. — Честно говоря, я буду удивлена, если продержусь до Нового года.

Я чувствую себя так, будто она ударила меня по кишкам. — Почему ты так говоришь? — Я едва могу скрыть панику в своём голосе. Она не может оставить меня. Особенно она не может оставить девочек.

Она закатывает глаза и откидывается от меня, опираясь на локти. — Ты ведь встречал себя, верно? Если ты действительно хочешь вспомнить прошлое, то, скажем, три недели назад я была уверена, что ты меня уволишь. Таблоиды, потом свинья…

— Я знаю. Поэтому я и извиняюсь.

Правда в том, что я продолжаю проигрывать эту сцену снова и снова. Я знаю, что потом всё уладилось, но мне казалось, что не было никакого конца. В тот момент, когда я увидел слезы на её обычно весёлом лице, я почувствовал себя злодеем. А когда она сказала, что думает, будто я её ненавижу, клянусь, это пробило мне сердце. Суровое напоминание о том, что оно у меня всё ещё есть.

— Иногда я выхожу из себя, — добавляю я. Не знаю, почему мне так больно это признавать.

— Ты не говоришь? Знаешь, в тот первый день Майя назвала тебя просто неприятным человеком.

— Она известна своей дипломатией.

— Мы с тобой не были на одной волне с самого начала. Это неприятно. Но иногда ты просто откровенно враждебен ко мне. Я только сейчас поняла, как с этим справляться, но всё равно, я никогда не знаю, что ты сделаешь или скажешь в следующий момент. Чёрт, я всё ещё в шоке от того, что мы сейчас здесь.

У неё определённо есть способ заставить меня чувствовать себя плохо.

Чего ты заслуживаешь.

— Но, — продолжает она, — я знаю, что ты стараешься приложить усилия, чтобы быть добрее ко мне. И я ценю это. — Она допивает остатки своего напитка, как будто она профессионал, а затем наливает себе ещё один стакан.

— И всё же я всё ещё подбиваю тебя выпить, — замечаю я. Я допиваю свой бокал и протягиваю ей, пока она наливает его до краёв.

Она пожимает плечами. — Нет. Просто мне хочется расслабиться, понимаешь? Я целыми днями общаюсь с твоими дочками, это хорошая перемена — поговорить со взрослым человеком. Даже если это ты.