Скандинавский король
Шрифт:
Ой. Ой. Удары сильнее и ниже, чем я думала. Это наполняет мои лёгкие болью.
Я захлёбываюсь с каждым вдохом.
Я едва могу говорить. — Зачем ты это делаешь? Почему ты пытаешься избавиться от меня после всего, что я для тебя сделала?
— Сделала для меня? — быстро спрашивает он.
— Сделала для тебя. Сделала для девочек.
— И ты сделала всё это, потому что хотела этого. Почему?
Я готова вырвать свои гребаные волосы. — Потому что я забочусь о тебе! Я забочусь
Я люблю их.
Я люблю тебя.
Это то, что он хочет от меня услышать?
Почему?
Почему?
— И? — допытывается он, глаза полны огня.
— Я знаю, что делаю тебя счастливым, даже если ты никогда в этом не признаешься. — Я практически выплюнула слова, слишком долго держа их в себе. — А я никогда никого не делала счастливым за всю свою жизнь. Так что, да. Может быть, добавь это к одной из моих различных причин, если тебе нужно знать.
— Откуда ты знаешь, что ты делаешь меня счастливым?
О, серьёзно?
— Что?
— Скажи мне, — говорит он, отталкиваясь от стола и вставая прямо передо мной, глядя вниз с высоты своего роста. — Откуда ты знаешь, что делаешь меня счастливым? — Его слова звучат тише, грубее и ниже, и от них у меня сводит живот и болит сердце.
Чёрт. Что я могу потерять в этот момент?
— Потому что, — говорю я, и мой голос автоматически понижается, чтобы соответствовать его голосу, мои глаза сосредоточены на его груди, на кусочке кожи у воротника рубашки. Электрический шторм в комнате переместился между нами, медленно усиливаясь с каждым вдохом, с каждым ударом сердца. Чувствует ли он это?
— Потому что, что? — пробормотал он, и его рука легла на мою шею, отбрасывая волосы назад на плечо, и каждый пульс и каждая клеточка в моём теле замерли от шока.
Я моргаю, совершенно напуганная силой его прикосновения ко мне. То, что мои колени хотят поддаться, пока я не окажусь в луже на полу.
И всё потому, что кончики его пальцев нежно скользят по моей шее, по волосам и обратно.
— Потому что, что? — снова говорит он. — Посмотри на меня.
Я повинуюсь. Я поднимаю глаза от его рубашки к глубокой впадине на шее, к адамову яблоку, к резкой линии челюсти, всё время напряжённой. Затем его глаза. Его глаза говорят мне всё, что я всегда хотела услышать.
— Ты делаешь меня счастливым, — шепчет он, и моё сердце разрывается. Его голос неровный, его пальцы впиваются в мою шею ещё чуть-чуть, горячие и жгучие, как звезды, стреляющие по моему позвоночнику. — Что я заставляю тебя чувствовать?
Я должна сказать ему. Если он увольняет меня, значит, меня больше ничто не связывает с ним. Я могу говорить всё, что хочу, без последствий.
Но любовь требует той храбрости, которой у меня до сих пор нет.
Его пальцы исчезают в моих волосах,
Он наклоняется ближе, так близко, что его грудь прижимается к моей, его лоб упирается в мой лоб, кончик его носа упирается в мой нос. Так же близко, как любовники, так же близко, какими мы никогда не были.
— Что я заставляю тебя чувствовать? — говорит он снова, дыша медленно, и от его слов мне становится больно. — Покажи мне.
Всё, чего я когда-либо хотела, находится в дюйме от моих губ. Всё, о чём я мечтала, всё, против чего я выступала. Один дюйм, который навсегда изменит мою жизнь.
Этот сантиметр между его ртом и моим может оказаться миллионом миль в длину.
И я слишком боюсь сделать этот шаг и переступить его.
У него здесь все карты, вся власть.
Я не сделаю этого.
Я смотрю на него сквозь ресницы. — Заставь меня показать тебе, — шепчу я, хватаясь за лацканы его пиджака и притягивая его к себе. Его эрекция упирается мне в бедро, заставляя меня сжиматься от желания и потребности в том, как он хочет и нуждается во мне.
— Я могу это сделать, — говорит он хрипловато.
Его вторая рука ложится на мою щеку, захватывая моё лицо, горячая, широкая ладонь прижимается к моей и без того лихорадочной коже.
Его губы смыкаются, врезаясь в мои.
Проходит мгновение, прежде чем всё это становится ясным.
Я никогда не жаждала чего-то так сильно, чтобы в конце концов получить это.
Я почти не знаю, что с этим делать.
Но это исчезает через секунду.
Я точно знаю, что делать.
Его губы тёплые и мягкие, а поцелуй жёсткий.
Им движет чистая похоть и потребность.
Месяцы и месяцы желаний, но так и не полученных.
А теперь я отдаю.
Я сжимаю кулаки на его пиджаке, когда моё тело поддаётся его телу, мой рот отдаётся его рту, его язык движется против моего в лихорадочном, движущем темпе.
Я стону ему в рот, чувствую вкус бренди на его губах, жар проникает в меня и разливается между бёдер. Мои кулаки сжимаются, его хватка становится всё крепче, удерживая меня на месте, а его поцелуй требует от меня всё больше и больше, и прямо здесь, в его кабинете, я даю ему всё больше и больше.
Мы оба закончили бороться с этим.
Мы оба, наконец, отдаёмся друг другу.
Он запускает кулак в мои волосы и дёргает за пряди, заставляя меня хныкать. Я не могу притянуть его ближе.
С сомкнутыми губами и спутанными языками мы двигаемся назад по его кабинету, пока я не упираюсь спиной в стену, а он вжимается в меня, его член такой твёрдый, что я практически извиваюсь.
— О, Боже, — хрипло кричу я, моя рука тянется к его затылку, ощущая его шелковистые волосы, а его рот переходит на мою шею, кусая, облизывая и посасывая, пока мои глаза не закатываются.