Скарбо. Аптечные хроники
Шрифт:
Появился Мельхиор, глотнул воды из ковшика, посмотрел, как продвигаются дела. Остался доволен, дал пару советов и удалился вновь. Поздно вечером, засыпая, Джон услышал за ставнями странный шорох, как будто по улице кто-то скользил по твердому сбитому снегу. Сердце захолонуло в груди, а потом заколотилось о ребра изо всех сил. Ночью рассказы о растерзанных в лесу становились чудовищной правдой, от которой нет спасения. Внезапно тишину разорвал яростный и тоcкливый волчий вой. Нет, Господи, только не у нас, только не с нами! В комнату заглянул встревоженный травник, велел не бояться, благословил на ночь. Джон еще долго лежал в темноте, судорожно сжимая Розарий, и думал о Заглотыше. Он говорил так, будто видел их своими глазами.
* * *
Утром город потрясла новость. Городской стражник, обходя улицы, обнаружил на пустыре два трупа. Говорили, что один
* * *
Джон, взвинченный обрывочными слухами, места себе не находил и наконец взмолился, чтоб ему разрешили сбегать к рынку. Вдруг деду стало хуже, и Заглотыш все же пошел вечером в аптеку? «Только быстро, - шепнул травник. – Одна нога здесь, другая там, да мазь не забудь захватить. И не попадись по дороге Сильвестру».
Заглотыша Джон увидел почти сразу же. Тот, видимо, уже в сотый раз рссказывал всем желающим, как было дело. Погибли двое из городских нищих: колченогий слепой Ред и его девчонка-поводырь. Они вчера задержались где-то и возвращались домой напрямки, пустырями. Там их, очевидно, и сцапали, на полпути от общей хибары. По всему выходило, что у Реда были кое-какие свои темные делишки, кто-то с ним за что-то поквитался, да и Салли заодно прирезали. Скупой рассказ прямо на лету обрастал красочными подробностями касательно ран у Реда на груди и в боку, да как Салли ползла в сторону дома, пока окончательно не истекла кровью. Тетки отходили от мальчишки слегка разочарованные, но, в общем, довольные – можно было немедля прийти домой и рассказать последние новости, полученные из первых рук. Увидев всклокоченного и запыхавшегося Джона, Заглотыш сбивчиво закончил рассказ и мигнул приятелю, мол пошли, дело есть. По всему было видно, что ему не терпелось что-то сказать, но разговор был тайный. Джон отдал другу снадобье, начал было объяснять, как им пользоваться, но юный нищий сделал ему страшные глаза и сладким голосом произнес: «Вот уж спасибочки! Ну пошли к вам, раз так, пускай отец Сильвестр все мне объяснит!» А потом обернувшись к теткам заохал – вот холодно стало совсем, сестренка у меня простыла, как бы не слегла, монахи мазью помогли.
«Ты что мелешь?
– изумился Джон - Какая сестренка? Это от язвы!»
«Заткнись, балда!» - сквозь зубы прошипел Заглотыш, продолжая улыбаться.
* * *
По дороге к аптеке нищий кратко объяснил, что Хьюго убил бы обоих, и деда, и Михеля, кабы узнал, что старик пытается залечить язву. Жалко очень деда, спать он не может, так нога у него болит. А ты зря языком-то не бей о зубы, а то дружбан тоже! Лучше слушай, что скажу.
Оказалось, что утром в хибару пришел господин из магистрата и велел всем попридержать языки. Ред и вправду неоднократно приторговывал бойкой Салли, и потому в Скарбо все должны были решить, что смерть им пришла либо от пьяного ревнивца, либо кто отомстил девке и своднику за дурную болезнь. Ежели пойдут какие слухи, господин этот грозился изгнанием из города для всех, а Хьюго сказал, что кто хоть слово лишнее вякнет – удавит самолично. Ну удавить, может, и не удавит, но выпорет точно. Так что ты никому, Джон, ясно? Обоих их, и Реда, и Салли, задушили. А девку потом еще и грызли, зубами у мертвой шею рвали. Это я сам не видел, но знаю, кто видел. Мать Салли видела.
глава 23
Вернувшись домой, Джон ходил, как в воду опущенный. Жуткий рассказ Заглотыша не выходил из головы. Словно бы назло, двери почти не закрывались, колокольчик звякал постоянно, досужие старухи толклись в аптеке, примолкая только, когда из коридора показывался суровый отец Сильвестр. Через каждые пять минут всплывали все новые и новые подробности о нечестивом Реде и гулящей Салли, и с каждой новой сплетней все ярче горела перед глазами Джона рана на горле девчонки. Джон уже и сам не знал – это холодно в аптеке от постоянного сквозняка или ледяная тоскливая дрожь бьет его без остановки. Все ближе и ближе, вот теперь в самом Скарбо, и никто ничего не знает и знать не хочет, кроме горстки беспомощных калек. Как
* * *
Дня четыре назад Готлиб передал Сильвестру распоряжение дома Трифиллия. Старый аптекарь должен был немедля явиться в обитель. Мельхиор не знал, что и думать, к чему готовиться, поджидая учителя, но на всякий случай, не надеялся ни на что хорошее. Если бы звали по врачебным делам, то письмо бы было от Ионы. Если бы дому Трифиллию пришла охота просто скоротать вечерок за беседой со своим аптекарем, наверняка аббат не стал бы так сухо и срочно требовать Сильвестра к себе. Сильвестр вернулся озабоченным и поделился тревогой с другом и учеником. Оказалось, старый хитрец Трифиллий получил сведения, что примерно через месяц в обитель приедут визитаторы. И еще кое-что стало известно дому Трифиллию, так что наш аббат был бы превесьма обрадован, ежели бы известное ему не стало бы известно и проверяющим. А надежды на это почти нет, так-то, дружочек. И надо бы нам с тобой серьезно подготовиться, чтобы быть белее снега. Иссопом что ли окропиться? И всю аптеку тоже окропить?
Начались горячие дни. Днем Сильвестр и Мельхиор работали, как обычно, а вечерами готовились к строгой и нелицеприятной проверке. Джон болтался у них под ногами, изнывал от собственных кошмаров, полной беспомощности и внезапного одиночества, да порой получал неожиданные нагоняи, подвернувшись под горячую руку. Мельхиор утешал его, как мог, но было видно, что мысли травника заняты не ребяческими страхами ученика. Тревожное ожидание висело в воздухе, Сильвестр ходил чернее тучи, памятуя о жестоком разносе, учиненном домом Трифиллием. Когда прибудут визитаторы? Кого назначат проверять аптеку? Как уберечь свой дом и свое детище от чужой завистливой злости, от недоброго слова, а то и явного оговора? Город тем временем опасался новых жертв, ловил любые слухи о волках-оборотнях, не брезгуя ни домыслами, ни прямыми байками, и жадно ждал продолжения.
* * *
Однажды Джон пробегал по улице, выполнив поручение Сильвестра. Смертельная гнилая лихорадка отступила, но по-прежнему изрядное количество людей страдало от простуды. Кто просто отлеживался, кто звал городского лекаря или монастырских врачей, но работы хватало для всех. Ученик заглянул в целых шесть домов, забирая пустые пузырьки из-под декоктов, и со всех ног поспешал в аптеку, чтоб до обеда успеть разнести новые порции лекарств. У ворот шорной лавки стоял человек, Джон раньше его не видел, а может, не обращал на него внимания. Невысокий, крепкий, он смотрел на Джона из-под низко надвинутой теплой суконной шапки, и этот немигающий взгляд заставил ученика аптекаря покраснеть и съежиться. Кому вообще в Скарбо было до него дело? Что он, раскрасавец какой или девица, чтоб на него пялились? Человек шевельнул губами, возможно, хотел позвать, возможно, сплюнуть, но Джон уже несся вниз по улице, боясь обернуться и яростно жалея, что не может заставить себя выкрикнуть какую-нибудь лихую дерзость.
Вечером в церкви Джон никак не мог усидеть спокойно: тот же, прежний незнакомец стоял у колонны и не сводил с него глаз. Шапку он держал в руке. Мельхиор рассерженно прицыкнул на мальчишку, не умеющего вести себя достойно в святом месте, и пообещал невеже урок хороших манер от Сильвестра, коли не уймется. Джон притих, но цепкие насмешливые глаза чужака то и дело останавливались на нем. Наконец мальчик не выдержал и со злостью шепнул: «Отец Мельхиор, что ему от меня надо?» Травник насторожился, но человек у колонны стоял, склонив голову, и не обращал внимания на суетные глупости. Ночью Джону пришла в голову мысль, приведшая его в ярость и смущение. Что-то часто он в последнее время стал вспоминать Валентина, будь тот трижды неладен. В доме было тихо и холодно. Ничего не происходило, никто не отирался под окном, только кровь стучала в ушах. Утром Мельхиор поставил перед Джоном чашечку с отваром ежевичных листьев, то же самое – за обедом.