Сказание о Лаиэ-и-ка-ваи
Шрифт:
— Пусть будет так, — сказала Хина-и-ка-малама.
Аи-вохи-купуа ушел, и Хина-и-ка-малама спокойно проспала остаток ночи.
В полдень Аи-вохи-купуа, помня о своей клятве, вновь пришел к Хина-и-ка-маламе.
Поли-аху, глядя на них, не могла сдержать ярость. Она надела солнечный плащ, закуталась в него и напустила на Хина-и-ка-маламу зной. И Хина-и-ка-малама запела так:
Жарко мне, жарко! Кости горят огнем, Сердце стучит исступленно. Возлюбленный мой, Ты сжигаешь меня своею любовью!— Зря ты винишь меня. Это Поли-аху насылает на нас зной. Видно, очень гневается на нас Поли-аху.
— Подожди еще немного, —
Они опять сошлись в исполнение своей клятвы, но опять опалило их зноем, и Хина-и-ка-малама запела:
Жарко мне, жарко, Ночной огонь сжигает меня, Словно впился в сердце бамбук, Раздувающий пламя. Зной запретный поры дождей, Благословенный зной — дар богов, Летний зной, Зной гонит меня Прочь.Хина-и-ка-малама поднялась и хотела было уйти, но Аи-вохи-купуа сказал ей:
— Позволь мне носом коснуться твоего носа, прежде чем ты уйдешь от меня.
— Нет, — ответила Хина-и-ка-малама, — нельзя, а то твоя жена опять напустит на нас зной, прощай!
(Теперь мы покинем Аи-вохи-купуа и расскажем о том, что случилось с Хина-и-ка-маламой.)
Расставшись с Аи-вохи-купуа, она пошла в дом одного из местных жителей.
В ту ночь и Хау-аилики, и другие вожди вновь пришли в Пуу-о-папаи на празднество.
Хина-и-ка-малама помнила о своем обещании, которое она дала Хау-аилики во время игры в 'yме, перед тем как соединиться с Аи-вохи-купуа. Так на вторую ночь празднества Хина-и-ка-малама вновь пришла туда, где собрались вожди Кауаи, и села в стороне.
Первыми стали играть в килу Кауакихи-алии и Ка-или-о-ка-лау-о-ке-коа, после них наступила очередь Ка-или-о-ка-лау-о-ке-коа и Мака-вели.
Во время этой игры пришла Поли-аху. Она и Хау-аилики играли в ту ночь последними.
Главный распорядитель, когда началась игра, не заметил Хина-и-ка-маламы среди вождей и потому не сделал того, что полагалось. Еще с прошлой ночи первая игра была обещана Хау-аилики и Хина-и-ка-маламе, но принцессы нигде не было видно, и играть стали другие.
Уже близилось утро, когда распорядитель принялся искать Хина-и-ка-маламу и нашел ее.
Хау-аилики и Поли-аху еще продолжали играть, но распорядитель стал посредине и, запев песню, коснулся маиле головы Хау-аилики. Хау-аилики встал. Тогда распорядитель подошел к Хина-и-ка-маламе и ее коснулся маиле. Хина-и-ка-малама, встала и вошла в круг вождей.
Поли-аху увидала Хина-и-ка-маламу, и глаза ее стали холодными.
Хау-аилики и Хина-и-ка-малама покинули вождей, чтобы насладиться друг другом.
Но Хина-и-ка-малама сказала Хау-аилики:
— Если ты хочешь, чтобы я недолго была твоей, тогда оставь меня, потому что отец с матерью наказали мне жить в чистоте, пока я не найду себе мужа. Но если ты согласен взять меня в жены, я не буду противиться тебе, ибо не нарушу тогда волю отца с матерью.
— Хорошо сказано, — отвечал ей Хау-аилики. — И я думаю так же, но сначала мы должны соединиться, как полагается по правилам игры, а потом я возьму тебя в жены.
— Нет, — сказала Хина-и-ка-малама. — Я должна жить в чистоте, пока ты сам не приплывешь за мной в Хану.
На третью ночь празднества в честь Хау-аилики вновь пришли вожди в Пуу-о-папаи, и пришли туда Лилиноэ, Ваиаиэ и Ка-хоупо-кане, чтобы повидать Поли-аху, жену Аи-вохи-купуа.
В ту ночь Аи-вохи-купуа играл с Мака-вели в килу, и игра еще не кончилась, когда на место празднества явились женщины с гор.
Поли-аху и ее подруги стояли, одетые в сверкающие одежды. Никогда раньше вожди Кауаи не видали женщин в столь необычных одеяниях и очень перепугались. Холодно стало там, где вожди только что играли в килу, и холодно было там до утра, пока Поли-аху и ее подруги не покинули Кауаи. Тогда же отправилась в обратный путь и Хина-и-ка-малама.
(Теперь мы на время оставим Хина-и-ка-маламу и вернемся к ней после того, как расскажем о появлении на Кауаи Лаиэ-и-ка-ваи, жены Ке-калукалу-о-кевы. Но сначала мы расскажем о предсмертном наказе Кауакахи-алии его другу и обо всем, что случилось потом.)
Возвратившись
Кауакахи-алии призвал к себе своего друга Ке-калукалу-о-кеву и благословил его, сказав так:
— Возлюбленный друг мой, я хочу пожелать тебе удачи, потому что близок мой последний день и скоро уйду я на другую сторону земли.
Я оставляю тебе заботу о нашей жене [47] . Когда я умру и уйду туда, откуда не смогу видеть ни тебя, ни нашей жены, ты станешь править на острове, ты будешь выше, наша жена ниже, как мы с тобой правили тут, так ты будешь править с нашей женой. Когда я умру и ты надумаешь взять себе жену, не бери нашу жену, не думай о ней, как о своей жене, потому что она принадлежит нам обоим.
Женщина, предназначенная тебе в жены, живет на острове Гавайи. Если ты станешь ее мужем, ты навсегда прославишь свое имя, но чтобы получить ее в жены, береги нашу бамбуковую флейту, крепко береги ее, хорошо береги ее, и тогда женщина будет твоей [48] . Вот тебе мой наказ.
47
Гавайская система родства имеет ряд принципиальных отличий от русской. Термином вахине обозначается не только жена, но и жена брата (родного и двоюродного), и сестра жены (родная и двоюродная). Родственные отношения между Кауакахи-алии и Ке-калукалу-о-кевой в версии, представленной у Халеоле, не вполне ясны. По-видимому, Ке-калукалу-о-кева — близкий друг, «названый брат» Кауакахи-алии, поэтому Ка-или-о-ка-лау-о-ке-коа и является с классификационной, терминологической точки зрения женой их обоих. Однако, как видно из дальнейшего, реальных брачных отношений между Ке-калукалу-о-кевой и Ка-или-о-ка-лау-о-ке-коа не существует.
Необходимо сделать одно важное замечание относительно формы семьи у гавайцев. От Л. Моргана в прошлом известное распространение получила ошибочная точка зрения о существовании у гавайцев в предконтактный период особой «пуналуальной» формы группового брака. Информацию о семейных отношениях Морган черпал у христианских миссионеров, которые не понимали (или не хотели понимать) разницы между терминологией родства и реальными брачными отношениями. На примере «Сказания» это различие очевидно: сожительство Ка-онохи-о-ка-ла с сестрой своей жены, т. е. с классификационной точки зрения со своей собственной женой (!), расценивается как супружеская измена. В действительности на Гавайях преобладал моногамный брак, хотя среди знати была распространена полигамия (причем, как полигиния, многоженство, так и полиандрия, многомужество). Термином пуналуа называли друг друга жены одного мужа и мужья одной жены.
48
По-видимому, в каком-то фольклорном варианте волшебная флейта играла существенную роль в сватовстве Ке-калукалу-о-кевы. Халеоле, однако, не использует этот вариант в дальнейшем изложении. См. примеч. 20.
Наказ Кауакахи-алии понравился Ке-калукалу-о-кеве.
Когда Кауакахи-алии умер, его друг стал править на острове и их жена стала его советницей.
Прошло время. Ка-или-о-ка-лау-о-ке-коа почувствовала, что наступают ее последние дни, и стала молить мужа, чтоб он берег Кани-кави [49] , священную флейту, как наказывал ему перед смертью Кауакахи-алии:
— Муж мой, вот эта флейта, береги ее, это не простая флейта, она сделает для тебя все, что ты пожелаешь. Если ты отправишься на Гавайи за женщиной, о которой тебе говорил твой друг, она поможет тебе встретиться с нею. Ты должен всегда держать флейту при себе, куда бы ты ни отправился, где бы ты ни жил, никогда не оставляй ее. Вспомни, что сделал твой друг, когда вы с ним пришли ко мне и я почти умирала от любви к нему. Флейта спасла меня тогда от смерти. Помни, что я тебе сказала.
49
Кани-кави — букв. «Мелодия, которая выжимается, выдавливается (как сок)».