Сказания о недосказанном
Шрифт:
Защёл. Свет, в глаза бьёт как сварка, и слева ведёт под уздцы мужичёк, в белом халате, меня ведёт, показывает мой катафалк. Глянул страсть жуткая. Рядом с моим прокрустовым ложем лежит мужик и, и…….и матерится. Значит ещё живой. И, я повеселел.
– Не всё запомнил, но мат и те словеса, которые мы в Р.У. уже усвоили лучше, чем технологию металлов и построение корпуса корабля на уроках спецтехнологии. А таам. А здесь…мужик матерится. Лежит себе, хоть не дерётся, и то хорошо. Аа,– привязан, пристёгнут. Крепче, чем на жигулях ремнями безопасности.
– Я вас, мать перемать! Боольнооо.
– Где больно? Вопршает потрошитель, коллега моей спасительницы, узурпатора. Садюги. А он, этот подопытный кролик, на этом столе для фаршировки, голый, но поперёк его раскрытого живота, на том месте, где должен быть живот, лоскуты буквой Т, а концы этого конверта зацеплены скобами как крючки на удочках для рыбки – сома. Открыли врата ада, доступ до его желудочнокишечной полости, как они тогда перекликались, специалисты потрошения.
– Я, только, тогда, такое, виидел, в Бурятской А.С.С.Р., у друга, однокурсника, художественного училища, много, нет, всего три годика, после того первого потрошения.
У Булата Энкеева, были в гостях, готовили барана, ну, шашлыки.
По Бурятски… Живьём.
Кишки такие же зелёные. Но там баран, шашлыки, водка, а не пилюля, единственная для успокоения, хорошо хоть не упокоения…
Так вот – он, баран хоть и орал, бее, бекал, и то жалко. А туут…
Сам почти баран, хоть и не для шашлыков, и, и, шампуров не видно, – тряпкой прикрытые, на изготовке лежат.
… И, вот пошёл речитатив в операционной.
Они его ругают.
– Пил,– вот и язва,
– А сам перебирает потроха. Кишки, но не у барана, у мужика, как матросы верёвки, когда учатся морские узлы вязать, на парусниках. Спрашивает, где больно?
– А он орёт.
– Везде больно! – Отвяжи…
– Я, говорит, мать твою, покажу, тебе где больно.
Потом всё – таки тишина и спокойная речь, вот выдержка, наверно на фронте был в горячих точках. Он так тихо говорит этому кролику.
– Вот ты пьёшь, потому тебя и наркоз не берёт. Как же ты успел ещё и перед операцией выжрать?! Теперь ищи ветра в поле, где твоя язва. Тебе язву души надо лечить… Наркоз не берёт!! Где, умудрился и сегодня смазать. Вот теперь терпи….
И я запел, правда, про себя. …А то не ровен час, переведут в другое отделение, где психи…
– Мы идём, нас ведут, нам не хочется, по бульварам, проспектам, садааам.
– В ремесле любили такое петь…
А сам, а сам прямиком иду, не вырываюсь, за локоток ведёт теперь сестра, чтоб не перепутал место посадки, не улёгся рядом с тем уже распотрошённым.
– Потом тихо молча, да…к окнам, – большие, светлые, там дождь и второй этаж.
Поздно.
… А нам теперь, не спрятаться, не смыться, такая тогда была ремесленская, почти оперетта.
…… Лёг.
– А куда бежать. Да ещё голяком, без трусов и ботинок. Второй этаж. А тот, дурень орёт, что ему больно, бооольно
– Ну что Серёжа, не прошибло потом? …– Потоом, вспомнишь. Прошибёт. У тебя сейчас не до того…Я и сам уже устал. Взопрел. Это тебе не лунная ночь в Италии, и серенады…
– Вспоминать и то щекотно…
– Нет, ты хоть не так, – голый натурализм, – помягче, помяягче, и мне больно, – желудок заворочался, как будто меня потрошат. Хоть тема и случай достойный внимания, да и тебе такую приёмную устроили, – санаторий в натуре. Я бы через окно смылся, удрал бы без всякого колёсного транспорта…
– А я ничего, видимо пилюля как сто граммов и кружка пива, в день получки. Коленки не дрожали. А они, она вела меня за локоток, как в загс водят приговорённых к семейной жизни. А может и правда боялась, что убегу, глядя на эту экзекуцию. Такое зрелище, конвеер, бригадный подряд, хотя бы тряпкой загородились.
– Надо же, живьём…, почти серпом, по деде, и, не по бороде.
– Ладно, самому хотя бы пивка, для амортизации, устал, зато ты не задремал, вторая часть будет веселее, с медведем связано.
– Ну, ещё такого не хватало в операционной. Да нет, это уже было в коридорах больничных. Там красиво…смешно даже было, но смеялись не все. Так что пора вторую серию выдавать на гора, будешь слушать? Молчание – знак согласия,
– Тогда слушай.
…Я лежу и думаю о хорошем, но какое хорошее в голову влезет лёжа не в гамаке на пляжике, но чувствую, йодом запахло, не водкой.
– Мазанула она, как баба яга метлой и видимо этот, йод, его мать, хуже самогонки без закуски, – загорелось, запекло,…– отвлекающий фактор, понял, чтоб больно потом не было…теперь, думаю хоть оторви живьём хрен, который даже слаще редьки, – не прочувствуешь, и не почувствуешь,– ни хрена у тебя, да и редьки уже неет….
– А она, знай подхваливает, что я молодец. Видимо и ей не понравилась песня ещё не усопшего мученика, говорит, что мы быстренько это сделаем. Хорошо хоть не обрадовала другим, вполне возможным исходом такого серьёзного дела…– уделаем.
– Даа, ещё новость. Увезли того пьяного с потрохами, наверное, в процедурную, говорили, заспиртуют, тогда дорежут до конца, хоть орать не будет. И нам здесь спокойнее, тишина – Рай, а не анатомический зал, как у Леонардо, в пятнадцатом веке.
– Ой, слышь, Серёж, что – то не так работает мотор. Что совсем плохо? Послушай, рычит как дог, и гавкает. Нужно повеселее, он тоже живой, слышит эту операционную страсть…