Сказания о недосказанном
Шрифт:
А мама, считала.
Отмечала мои первые сединки…
Она, очень осторожно, пыталась их, эти седые, первые, вычеркнуть. Убрать. Задержать то, что надвигается, на её сыночка…
Хочется.
Хотелось, хоть немного, хоть чуть-чуть, задержать, сохранить его, своего сына тем, молодым пацаном. И она гладила седеющую макушку, своими согнутыми временем, тяжёлой работой и годами. Своими натруженными святыми ладонями.
И всплывают в памяти строки из сборника орловского поэта Виктора Дронникова. Они всегда со мной, они всегда
И звучат они как грустная песня и укор … « На твоих равнинных, ласковых ладонях, если б знали гнёзда свили соловьи…»
Литературные вечера.
Спорим, говорим о задачах, назначении искусства, литературы и, почти всегда, о детях и родителях.
Вспоминаю маму морозной зимой в мастерской, в северном холодном городе. Снег засыпал сугробами до самых окошек. Метёт пурга, свистит за окном ветер, а они, эти тёплые слова, здесь, со мной. Во мне.
Почему я их не подарил маме, её сердцу тогда.
Поздно.
Теперь уже не услышит.
Совсем недавно. Совсем неожиданно. Она ушла. Ушла в мир иной.
И не капнет моя замороженная слезинка на её ласковые ладони.
Не загремят битым стеклом эти осколки в моём сердце запоздалой памяти.
Не отогреет этот лёд, тёплая, святая, материнская рука.
Смертельный заплыв
В селении Ульяновка плещется красивое бирюзовое озеро. И как его только не дразнили, всякими кличками, обзывали и Байкалом, и Плещеевым.
Купались все, кто приходил, приезжал и местные. Были и такие, те, которые не принимали на душу винус, спиртус, денатуратис, говорили что – лечат эти воды – там живут водороды. Были и, которые не лечились сероводородом и не принимали на душу, а просто ушли навсегда к русалочкам, на постоянное пребывание. В их танцующее окружение, просто ушли и концы в воду. Даже водолазы Севастопольские, размахивали руками и говорили, что их, утопленников, нет. Как будто корова языком слизала. Неет и точка. Но вот правда, чего нет, того нет. Останков кораблей, которые нырнули безвозвратно в мировом океан-море, не обнаружено. Значит, и связи с океаном нет. А на Байкале, есть. Но куда же девались те храбрецы, которые ушли и не возвратились. Что там, на дне так долго ищут. Что потеряли.
И сколько их там, рыбок кормят.
Ночь. Костёр. Тишина и рыбалка. Наука ловить рыбку не сложная. И когда спрашивают, как ловить ночью – ответ. Наливай.
И вот ночная рыбалка. Налили. Сначала закусили, а потом уж и закинули удочки, снова налили. Прикинули куда бросить прикормку, куда? А сами забыли,– не закусили, но налили снова. Удочки спят. Ребята дремлют, скучно. Васька сидел, долго сидел. Надоело, взял удочку и пошёл вдоль берега.
Шёл ни много и не мало, сообразил, пока ещё, зашёл не далеко. Костёр оказался на другом берегу. Бросил в сердцах свою удочку, всё равно не клюёт. Вошёл в воду
На огонёк костра…
Зря поплыл. Озеро хоть и обмелело – за всё лето не было ни одного дождя. Поливали огороды, сады и водичка самотёком, ушла-утекла по огромной трубе в посёлок.
Васька переплывал его в самом узком месте.
…И… кормил бы он сейчас рыбок и раков своими красивыми, как у культуриста, бицепсами, трицепсами, большими ягодичными мышцами, и, и сосцевидным отростком… если бы не такая богатырская сила в его красивом теле…
Но сил хватило.
Доплыл.
Почти доплыл…
У самого берега, его ноги потянуло, потянуло, а куда никто ничего не говорит… А дно он никак не мог достать ногами, почувствовать острые камни…
И он… стал орать и пускать пузыри…
Не рассчитал силы. Да и кто их рассчитывал… Тем более в сапогах и телогрейке… Не снял это добро перед заплывом, не обратил внимание на такой пустяк. А до берега оставалось три метра.
Серёга услышал, хотя и спал счастливым сном дегустатора напитка, горячего и жгучего.
Его схватили за волосы. Остальное уже было под водой. Дыхательные пути – дороги, тоже с водичкой. Под завязку…
Скользкая вода и скользкие камни.
А он лежит как – будто дохлая большая рыбка на берегу пустынных волн океана…вода со всех органов и членов, пошла весело, с красивыми звуками. Эх, маа, ма ма. Гррры…
– Рыголетто… Ничего. Жив будешь. Ррыго, летом. Добавим…
Так расценили друзья его арию неудавшегося утопленника…
И вот стоят два водяных приведения, и орут. А чего орут и самим непонятно.
Потом стали зубами выбивать какие-то ритмы… то ли попуасов, а может шаманов, но поняли, что им очень холодно… Стоят как – будто в штаны навалили. А водички нет, помыться…тёплой. В такую не хотят. Холодная.
В палатке ещё Лёшка был, почивал. Спал, как у мамы на перине… Стали будить его. Трудно. Очень трудно… проснулся…
Немного отошли. Оклимались. Сообразили, что мокрые и… и, замёрзли.
– Лёш, у тебя есть сухое?
– Дай хоть что-нибудь согреться…
– А для сугреву? Ну дай, хоть что-нибудь!
– Ну, дай хоть трусы сухие.
Стоят голенькие.
– Ребята, гля, глянь, в задницу затянуло, свисток, как от мороза… Приспичит отлить, а нечем…Смотри затянуло…А может рыбкам скормил. И, и не заметил. …
– Ну, дай хоть трусы. Дай!
– Лёш, посвети фонариком, может там?
– …Во глубине сибирских руд…
Снова заглянул туда, где его уже не было.
Сел обнял колени и взвыл. Протяжно, в небо. Как волки. Зимой, на луну.
– Ребята, у меня жена молодая.
– Я ещё сына не сделал.
– У…у у у у…ух!
Эхооо…
По всей долине. До самого, до самого Мангупа.
Эхо. Безутешного горя.
Многократное, оно ещё долго отзывалось в горах.
И.
И грохотало в его сердце и скалах призывным плачем.