Сколько ты стоишь?
Шрифт:
– Все нормально, мам. Я справлюсь. Не переживай.
Пообещав ей быть осторожней и не вестись на провокации, отложила телефон и отправилась в душ. Захотелось смыть с себя всю грязь, в которую меня втоптала Ляйля. Но расслабиться под теплыми струями никак не получалось, ведь я мысленно возвращалась и к словам бывшей свекрови и к анализу поведения Ирмы, Греты и даже Эмилии. Вспомнила многозначительные взгляды, которыми обменивались то мать с дочерью, то почтенная фрау с экс-невесткой. До меня вдруг дошло, к чему была вся эта многоходовочка. Я ведь хотела поддержать любимого мужчину, понимания, как
Выключив воду, слышу непрерывный звонок в дверь. Не успев толком вытереть тело, обматываюсь полотенцем и выхожу в прихожую. Босыми ступнями бегу к двери, оставляя после себя мокрые следы. Прикрыв одно веко и прижав ладонь к металлу, заглядываю в глазок. Роберт убирает палец со звонка и принимается стучать кулаком.
– Ты сейчас весь подъезд на уши поставишь!
– ворчу, впуская его в квартиру.
Увидев меня в одном полотенце, он опешил, переступил порог, быстро захлопнув за собой дверь.
– С ума сошла? Там дует, ты можешь простыть, - проходится по мне строгим взглядом и расстегивает свой плащ
– Так не надо было настойчиво стучать. Я была в душе, - парирую.
– Я вижу. Я звонил тебе несколько раз, думал, ты не хочешь меня видеть, - опершись боком о стену, он разувается.
– Роберт, - подтягиваю полотенце, чтоб не упало.
– Дай мне пять минут. Я оденусь.
– Нет, стой!
– мужчина подходит ко мне, ладонями отводит влажные волосы от лица и заглядывает в глаза.
– Моя красавица.
Как же мне нравится, когда он так говорит. У меня теперь много прозвищ: я и красавица, и сладкая, и любимая. А он для меня - мой немец, мой мужчина, Роб. Сейчас понимаю, что две недели — это и ничтожно мало, и очень много, чтобы потерять голову. Но у нас получилось.
– Ты поговорил с мамой? – кладу руку на его плечо и поглаживаю приятную ткань темного пуловера.
– Поговорил, - с некой обреченностью ответил Роберт.
– Не волнуйся.
– Я так понимаю, все плохо?
– а вот мой голос предательски дрожит.
– Я же сказал, не волнуйся. Никто тебя больше не побеспокоит. Ни твоя бывшая свекровь, ни моя мать.
– В каком смысле? Ты говорил с Ляйлей?
– А ее так зовут, да?
– уходит от ответа Роб.
– Роберт!
– насупившись, жду полного расклада.
– Я сказал матери твоего бывшего мужа, что, если она еще раз к тебе подойдет, я нажму на любые рычаги и добьюсь экстрадиции и ареста ее сына.
– А за что его экстрадировать? Дело же закрыли.
– Индир, самое главное - сказать и запугать, а как действовать - потом разберемся.
– Ты меня пугаешь, Зейферт, - все еще хмурюсь я.
– А как твоя мама на это отреагировала?
– Честно сказать, мы никогда с ней так не ругались, как сегодня.
– Вы поругались? Из-за меня? Вот черт, - настроение скатывается в пропасть.
– Нет, не из-за тебя, а из-за того, что она не хочет меня понять. Я ее не узнаю. Но это уже наши проблемы. Мама перегнула палку, но поняла меня.
– Точно поняла? – сощурившись, переспросила я. Ирма не выглядит как человек, который сдается без боя.
– Если и не точно, то это уже не наши проблемы, -
– И что ты сказал ей?
– поглаживаю его по волосатой щеке и с нетерпением жду ответа.
– Что хочет она того или нет, но мы будем вместе. И мне на всех насрать.
– Роберт, - лицо вмиг проясняется.
– Ты осваиваешь настоящий русский язык!
– Красивый язык. Многогранный. Как ты там говорила: “Научи плохому”?
– обнимая меня, он впивается губами в кожу на шее, по которой стекает тонкая струйка. Капельки воды с влажных волос падают на голые плечи. Придерживая Роберта за волосы, открываю ему всю себя для поцелуев и прикусываю губу от наслаждения.
– Роберт, а Грета?
– А что Грета?
– быстро спрашивает, но не отрывается от дела.
– Зачем твоя мать ее привезла с собой?
– Я же сказал, не волнуйся. Я четко расставил наши границы, - хочу сказать ему о своих предположениях, но Роберт не дает. Он касается пальцами полотенца и одним ловким движением раскрывает его. Оно падает к нашим ногам и кажется, что все остальное в этот момент перестает быть важным. Мой немец фиксирует ладонь на моем затылке и целует так, будто мы не делали этого целую вечность. Я же тяну его пуловер вверх и нетерпеливо стаскиваю с него. А дальше - все как в тумане. Мы снова любим друг друга так, что я почти забываю о скандале в ресторане, об оскорблениях бывшей свекрови и угрозах Ирмы о том, что пока она жива, она не даст нам быть вместе. Кто она, чтобы что-то нам запрещать? Роб усердно, сильно и страстно выбивает из меня неприятные воспоминания и отправляет в Космос. И правда, плевать на всех. Я люблю его, он любит меня, и никто этого изменить уже не сможет.
Обессиленные, расслабленные и счастливые мы засыпаем в объятиях друг друга. Но среди ночи я просыпаюсь от громкой вибрации на его телефоне. Поцеловав его в щеку, шепчу:
– Роберт! Роберт, милый!
Но он только что-то мычит в ответ.
– У тебя телефон звонит.
Он резко распахивает глаза и тянется к прикроватной тумбочке. Я вижу на дисплее имя его бывшей и резко становится не по себе, ведь на часах полтретьего ночи. Скорее всего, у них что-то случилось.
– Грета!
– восклицает он, постепенно меняясь в лице. Я включаю лампу и замечаю, что он побледнел. Ни слова не понимаю, ведь они говорят по-немецки, но четко различаю в череде незнакомых фраз имя их дочери.
Сбросив вызов, мужчина поднимается с кровати и начинает наскоро одеваться.
– Роберт, что-то с дочкой?
– Да, - выдыхает он.
– Сильно болит живот и поднялась температура. Я поеду к ней. Скорее всего, придется вызвать скорую.
– Да, конечно, - встаю и надеваю халат, наблюдая за тем, как он идет в прихожую.
– Пожалуйста, позвони мне. Я не буду спать.
– Нет, отдыхай, - накинув куртку, он целует меня в лоб.
– Я напишу.
Через минуту я стою у закрытой двери, растирая ладонью грудную клетку. Нехорошее предчувствие острым коготком царапнуло по сердцу. Только бы с ребенком все было хорошо.