Скопа Московская

Сапожников Борис Владимирович

Когда гусары перешли на рысь в считанных сотнях шагов от строя пехоты, мы увидели-таки, кого они прикрывали. Плотными рядами по полю шагали воровские стрельцы Трубецкого и казаки Заруцкого. Не хватало только гайдуков, однако, видимо, вчера ночью им досталось слишком крепко, и сегодня они не спешили выходить в поле.

— Не хватило вчера казачкам Заруцкого, — усмехнулся Граня Бутурлин, — за добавкой пожаловали.

— Злы они после вчерашней ночи, — осадил его Валуев, — и хотят ещё крови пролить.

— Своей умоются, — отмахнулся Бутурлин. — Надо будет, снова пешими вместе со стрельцами да немецкими пищальниками встанем.

Об этом я подумывал,

но отбросил идею. Сегодня все дворяне и дети боярские мне будут нужны в сёдлах. Может, они и уступают гусарам по всем статьям, однако всё равно как конница не так уж плохи, и использовать их надо рационально, а не так, как хочется или по воле слепого случая. Нет, драться сегодня будем в сёдлах, что я и сообщил Бутурлину.

— И вполне может быть, чтобы придётся проскакивать под самым носом у гусар, — добавил я.

— Лихое дело, — кивнул Граня и покосился на оставленных Жолкевским в резерве гусар. Схватываться с ними у него не было особого желания, и тут я его полностью поддерживал. Однако, уверен, что придётся — куда ж без этого.

Тут говорить стало тяжело. Открыли огонь пушки гуляй-города, к ним тут же присоединились затинные пищали и малые орудия из крепостиц. Да и мушкетёры со стрельцами не отстали, обрушив на фланги атакующей гусарии свинцовый шквал. Палили густо и быстро, плотными залпами. Пушкари и затинщики старались не отставать от стрельцов с немецкими и шведскими мушкетёрами, стреляя в скачущих гусар почти не целясь — на удачу. И частенько она сопутствовала нам. Тяжёлые снаряды затинных пищалей выбивали гусар из сёдел. Ядра ломали ноги коням, скача по земле, калечили гусар, оставляя порой от человека уродливую пародию с одной рукой и напрочь снесёнными грудью и головой. Страшнее всего то, что они ещё держались в сёдлах, скакали в плотном строю вместе с товарищами. А те старались не крутить головой, чтобы не заметить, что от соратника, а то и друга осталось нечто страшное.

И всё же гусары добрались до нашей пехоты — ударили в копья. Страшно и жестоко, стараясь расквитаться за весь страх перед обстрелом и гибель товарищей, не успевших даже пики для атаки опустить. С жутким грохотом и треском ломающегося дерева гусары врезались в ровные квадраты пехоты. И почти сразу в дело пошли длинные концежи. Гусары били сверху вниз, стараясь расшатать пехоту, заставить солдат нового строя, менее стойких нежели наёмники и шведы, побежать. Однако офицеры и унтера, стоявшие в их строю, срывали глотки, отбивались алебардами, не давая врагу проломить шатающийся, но державшийся каким-то чудом строй вчерашней посохи. Немцы и шведы ловко орудовали своими длинными пиками, стараясь выбить гусар из седла. С флангов поддавали жару мушкетёры, стрельцы и затинщики. Пушки до поры молчали — их время придёт, когда гусары пойдут на новый разгон для атаки.

Тем временем казаки Заруцкого и стрельцы Трубецкого принялись штурмовать крепостицы. В ход пошли сабли, короткие копья и бердыши. Огонь с флангов почти прекратился. Засевшие в крепостицах стрельцы и наёмные мушкетёры отбивались от лезущих через рогатки казаков и воровских стрельцов. Рубка шла такая же жестокая, как и ночью, вот только теперь враги отлично видели друг друга.

— Пора, — кивнул я Ляпунову. — Они достаточно втянулись в драку. Надо бить.

— Чтобы нас гусары стоптали? — указал мне на нависающие с флангов гусарских хоругви Прокопий Ляпунов. Лезть в драку рязанский воевода не спешил, однако и трусом показаться ему тоже не хотелось.

— А мы как татары, — усмехнулся я. — Налетим, порубим — и обратно под

прикрытие пушек гуляй-города. Даже гусары сюда за нами не сунутся, понимают, что тут их только свинец да ядра ждут.

Я обернулся к тем дворянам и детям боярским, что взял под своё командование. Рязанскими людьми командовали Ляпуновы.

— Дворянство, — обратился я к своим людям, — вы были со мной при Клушине и под Смоленском. Я водил вас вчера в атаку. Сейчас надо порубить казаков да воровских стрельцов. Кто в Бога верует, за мной! Руби их в песи!

— Вали в хуззары! — подхватили дворяне и последовали за мной.

Ляпунову ничего не оставалось кроме как повести своих рязанцев на другой фланг.

* * *

Жолкевский указал на выезжающих быстрым галопом из-за гуляй-города московитских дворян.

— Александр, пан Дуниковский, — обратился он к командирам гусар, оставшихся в резерве, — вот ваша добыча, не упустите её.

И застоявшиеся, словно резвые кони, гусары ринулись в атаку. Теперь и для них нашлось дело.

Гусары рванули с места в карьер. Почти не шли шагом, сразу пустили коней резвой рысью, благо расстояние смешное. Могучие гусарские скакуны даже не заметят, как проскочат его. Опустились длинные копья, всадники готовились ударить, сломить, растоптать жалкую конницу московитов. Но как и вчера копейного удара не вышло. По сигналу дворяне и дети боярские бросили рубить стрельцов и пеших казаков и кинулись галопом обратно под защиту пушек и затинных пищалей гуляй-города. Соваться туда гусары не рискнули — ни Дуниковский, ни Балабан не были глупцами, чтобы кидаться на укрепление, которого коннице не взять. Даже лучшей в Европе.

Оба отряда вернулись на исходную позицию. Московиты же собрались и снова ринулись в атаку на пеших казаков и стрельцов. И во второй раз кинулись в драку гусары Дуниковского и Балабана, хотя и понимали — поместная конница не примет боя, уйдёт под защиту гуляй-города. Вот только бросать казаков и стрельцов нельзя. Если они не возьмут сегодня крепостицы, враг удержится в поле. А что будет завтра — Бог весть. Находившийся при дяде ротмистр Балабан знал насколько нестойка королевская армия. Сшитая на живую нитку она уже начинала разлезаться, словно латанный-перелатанный кунтуш. Вчера стрельцы вели себя на поле боя настолько пассивно, что их пришлось вернуть в лагерь. Сегодня казаков оказалось не выгнать в поле после ночной схватки, лишь самозванной московитской императрице удалось повлиять на их атамана. Венгерская пехота как и наёмники так и вовсе не показались на поле боя. И это на второй день битвы буквально под стенами вражеской столицы. Немыслимо! Но ведь завтра может быть ещё хуже…

Вот почему раз за разом гусары Балабана и Дуниковского кидались в атаку на наскакивавших на казаков и стрельцов московитских дворян и детей боярских. Несмотря на то, что никакого результата от их атак не было. Ни разу не удалось ни копья преломить, ни тем более концежи в дело пустить. Только зазря коней гоняли. И это вызвало ропот среди конфедератов, прежде служивших под началом Александра Зборовского.

— Хватит уже коням подковы сбивать, — решительно заявил командовавший ими Якоб Бобовский. — Этак кони пристанут раньше, чем мы в дело пойдём. А в настоящем деле на приставшем коне воевать скверно. Не пойдём мы с товарищами больше хлопьи спины прикрывать от московитских сабель. Коли вам угодно и дальше коней без толку морить, ваше право, паны братья, а нас от этого увольте.